станция в блокаде, воды на всех не хватает…

— Но его жена умирала!

— У многих умирают сейчас близкие, и если начнётся воровство, значит умрёт ещё больше людей. Жизнь его жены, против нескольких других жизней — что мне выбрать? Как поступать?

* * *

Я пытался каждый день начинать с мантры, которую повторял, едва проснувшись: 3ло, это война, а не мы… Зло, это бездействие, а не мы… Это получалось только в те моменты, когда я просыпался сам, а не был резко разбужен Аресом, или другим штабным офицером. В этом случае я повторял мантру, торопливо одеваясь, на бегу застёгивая портупею, под вой леденящих кровь сирен воздушной тревоги…

* * *

Не знаете, случайно одну вещь? Вот простая штука — белый костюм… Зачем люди ходят в белых костюмах? Это, как в Древнем Египте… почему красили люди свои лица, глаза и, даже… мужчины… Вот не было европейско-греческой свободы связей, а красились! Что в этом? Зачем доказывать всем, что у тебя глаза в пол лица? К тому же — заснёшь, и проснёшься, как мужик — но в белом и накрашенный! Вот зачем тебе это, дураку? А затем… вокруг песок, жара, а пляжей нет… а кто вкалывает, себе такого позволить не может, вот и получается, если у тебя не течёт туш, значит ты аристократ… а средневековая бледность — это уже так… другая климатическая полоса… А вы говорите, что гомосексуализм не оказал… оказал — но… это лишнее…

* * *

Маленький, щуплый, с большими подвижными глазами, под которыми — тёмные отпечатки бессонных ночей. Это мой оппонент. Он из провинции, но хоть и плохо обученная, но крупная армия у них есть…

Не понятно, как за такими психами, как он, идут массы людей? Нужно обсудить эту тему с Аресом.

Оппонент одел с запозданием тёмные очки, и оглянулся на свою охрану, словно ища моральную поддержку, так как нападать на него никто не собирался.

Мы сидим в огромном ресторане, который находиться в гондоле штабного дирижабля «Голконда».

По правую руку от меня — заместитель командующего генерал Эдуардо; по левую — тайный советник, Арес Кор.

Гул турбин немного заглушает звуки джазового оркестра, специально приглашённого на встречу…

— И что вы от нас хотите? — я прищурился.

— Вы должны легализовать все наркотики, — сказал мой оппонент, сверкнув революционным блеском в глазах.

— Вообще все? — спросил я, затянувшись сигаретой с анашой и передав её командующему.

— Да, это будет честно!

— Не все к этому готовы!

— На легализацию героина мы не пойдем! — заявил Арес.

— И вообще, вы коку жуёте, как «баблгам»…

— Вставайте под наши знамена, — и личность не будет разлагаться. У нас для всех есть работа.

— Никогда! Вы отберёте у нас свободу, за которую мы потеряли стольких наших товарищей, — он взял переданную командующим сигарету.

— Да у тебя просто уже «приход»! — Рявкнул Арес, — не трогали мы никогда твоих товарищей. Вот, диктатор не даст соврать.

— Не дам! — я сделал максимально зверское выражение лица…

— Эти люди в окопах, уже не знают, что им делать! — оппонент нахмурился, — когда говорят «это переходит все границы», люди форменно теряются! Какого чёрта!.. Всё должно быть по регламенту…

— Да вам просто флагами охота потрясти, — заметил я, — будете нарываться — нарвётесь, но пока — зачем же ссориться?

— И вообще, о чём мы говорим! — Воскликнул Эдуардо, — несите-ка нам заварные пирожные! И джем!

Он помахал пухлой рукой ближайшему официанту…

— Может подпишем что-нибудь? Коммюнике, например, или пакт? — спросил оппонент, — вроде так принято обычно…

— Ну, это ты загнул, — сказал Арес. — Давай-ка ограничимся договором, тоже неплохая штука.

И все согласно кивнули.

* * *

— Демоны! — этот крик дозорного застал меня врасплох, я не ожидал, что атака демонов юга начнётся именно сейчас. Почему молчала разведка???

Небо потемнело, яркие всполохи молний озаряли столицу, словно вспышки тысяч фотографов на концерте. Яркие болиды сыпались с неба будто конфетти… Почему именно сейчас?

Яркой сигарой вспыхнул нос головного дирижабля… гул винтов раздался, словно жужжание в потревоженном улье. Небо резали лучи прожекторов и треск выстрелов звенел в ушах…

Мы забились в подвал, как крысы… да… вот она — власть… Все считают, что это предел мечтаний… брызги крови… я обнял друга, пытаясь оттащить его от выхода, но на мои пальцы упали его осклизлые внутренности… Осколок прошил его брюшную полость… рана в голени мешала мне ползти, но я полз — темные круги в глазах сливались с пульсом… Брызги крови и треск пулемёта… шум в ушах… И тут… лязгая своими ступоходами вышли на улицы «Стальные Тореро»…

* * *

СОН ДИКТАТОРА

El pueblo unido jamás será vencido

Простенькая гитара, играющая незамысловатую мелодию Саймона и Горфанкила (которых, к слову сказать, диктатор не любил). Знакомый в прошлом клоун играет песню, которая ему снится. Вот, мимо пролетел Арес и скрылся в облаках. Земля сплошь состоит из глазури, марципана, заварного крема, шоколада и засахаренных фруктов. Вместо деревьев возвышаются гигантские торты. Пряничные человечки пашут на лошадях из сливового пудинга; озёра и реки полны разных сортов компота, который в «заводях» становится вязким и опасным для пешехода вареньем. Идиллию дополняют облака из сахарной пудры. Но, вдруг, из-за горизонта появляется перепачканная физиономия и гавкающий рот генерала Эдуардо. Он очень любит сладкое, поэтому жрёт всё подряд!

— Вот дерьмо! — кричит диктатор, — Стой, фашист! Каудилио грёбанный! И ты — тоже, Брут?!

— Я — не брутто, я — нетто, — бормочет генерал, раздуваясь, как Монгольфьер, и закрывая полнеба.

— Измена! — закричал диктатор.

— Не знаю, — прожевал Эдуардо, — меня вот что-то на пирожные потянуло…

Вошли часовые со странными жёлтыми повязками на рукавах: таких у них раньше не было. Эллен укрыла диктатора одеялом.

— Не надо кричать во сне, — сказала она ласково.

Вероятно, это был сигнал, так как часовые кинулись к диктатору и связали его.

— Вы арестованы, — сказала Эллен официальным ледяным тоном.

— Кто же мой преемник? — спросил диктатор спокойно, щурясь от света фонарей, направленных в глаза.

В дверь вошел генерал Эдуардо с такой же жёлтой повязкой на рукаве: он что-то жевал.

— Я, — ответила Эллен.

И диктатор разразился приступом гомерического смеха…

* * *

— Спасибо, Жанна… — я провожал глазами стройную фигурку, которая удалялась в солнечном мареве сиесты.

Сквозь решётку я видел ленивого часового с жёлтой повязкой на рукаве: он отрезал кусок зелёного листа коки, дабы отправить его в рот.

Яркий и сочный каравай хлеба, преломлённый мной, обнажил полотно ножовки по металлу. Затем