– Исходя из того, что мне известно о Снайпере, – осторожно начала я, – он запросто может оказаться и на Марсе.

– Да. – Маурисио усмехнулся криво и едва ли не жестоко. – И потому желательно, чтобы с ним ничего не случилось.

– Поясни, будь добр, – сказала я.

– А вот зайдешь как-нибудь на днях ко мне в издательство – поясню…

Я вздернула бровь – мысленно, разумеется, внутренне. А наружу выпустила улыбку – меланхоличную и приличную. Вести переговоры в его владениях – в огромном стеклянном офисе, парящем наподобие дирижабля над проспектом Кастельяно, – это совсем не то же самое, что на нейтральной территории, где он не сможет с таким видом, будто внезапно забыл, кто ты и зачем, всматриваться поверх твоего плеча в великолепное полотно Беатриз Мильязес[6]на стене кабинета. Я предпочитаю торговаться там, где у Маурисио нет никаких преимуществ, подальше от этой неудобной мебели из стали, стекла и пластика, от стеллажей с баснословно дорогими книгами и гибких секретарш с силиконовыми буферами.

– В ближайшее время не получится, – наврала я. – Еду за границу – давно собиралась.

Мне почудился скрип его извилин. Нет, конечно, издателя озадачила не суть, а процедура. Но, к моему удивлению, он уступил неожиданно легко:

– Ну а если приглашу тебя пообедать?

– Сейчас?

– Разумеется.

Ресторан оказался не то японский, не то еще какой-то в том же азиатском роде. Назывался «Сикку». Стоял почти на самом углу Лагаски и Алькала, напротив Ретиро. Маурисио просто без ума от восточной кухни и антуража. Не помню, чтобы он хоть раз в жизни обедал в нормальном европейском ресторане. Нет, обязательно кормежка должна происходить в бешено дорогом и экзотическом заведении – мексиканском, перуанском или японском. Эти нравятся ему особенно, потому что там можно заказывать суси и сасими с мудреными названиями и блистать умением обращаться с палочками (я-то всегда требую себе вилку), а попутно объяснять, чем отличается сырая рыба с Хоккайдо от сырой рыбы с Окинавы. И прочие изыски. Убойно действует на женщин, объяснил он мне однажды, подцепляя палочками какие-то водоросли. «То есть, я хотел сказать, Лекс, – тут он на миг задумался, глядя на меня, и докончил с тонкой дипломатической улыбкой, – на женщин определенного сорта».

– Ну, давай же, не томи, выкладывай, – поторопила я его, когда мы уселись за столик.

И он выложил. Бегло и не слишком подробно, время от времени делая паузы, чтобы оценить впечатление от своего рассказа. И убедиться, что подвешенная перед мордой морковка болтается как надо и слюнки текут должным образом. Еще бы им не течь. От такого проекта железки заработают у кого угодно. Я так ему и сказала. И еще сказала, что осуществить его затею практически невозможно.

– …потому что никто не знает, где находится Снайпер.

Потому, потому… По тому, как Маурисио налил в мою чашечку теплого сакэ, нетрудно было догадаться, что в рукаве у него кое-что припрятано. Я уже говорила, кажется, что владелец издательства «Бирнамский лес» – совсем не дурак.

– Никто не знает, а ты сумеешь узнать. У тебя обширный круг правильных знакомств. Я оплачиваю все расходы и даю четыре процента от первого договора.

Я рассмеялась ему в лицо. Потому что такую птичку, как я, на мякине не проведешь.

– А долю в прибылях бродячего цирка не хочешь мне предложить? Не будем терять время.

– Послушай… – Он наставительно воздел палец. – Никто и никогда еще не выпускал целиком каталог работ этого молодца. Полное издание в нескольких томах. Нечто монументальное. И дело даже не в том…

– Он прячется вот уже почти два года. За его голову объявлена награда – в буквальном смысле.

– Знаю. В мире стрит-арта ни о ком не говорят так много, никого не ищут так усердно… Место его где-то между Бэнкси[7]и Салманом Рушди… Живая легенда и прочая муть. Но ведь он и раньше не очень-то светился. За двадцать с лишним лет, с тех пор как он был начинающим безвестным райтером, почти никто не видел его лица. Есть только бренд «Снайпер» и больше ничего. Одинокий снайпер.

– Ты только не забывай, Маурисио, что сейчас его хотят убить.

– За дело: сам напрашивается, – рассмеялся он не без злорадства. – Нарываться не надо было. Теперь пусть попрыгает.

Красиво излагает. Я представила, как Снайпер нарывается и прыгает.

– Я никогда не смогу его найти. А если даже каким-то чудом и найду – он меня просто пошлет.

– Предложение, которое ты ему передашь, – из разряда «я угощаю». Условия ставит он. А я обеспечу ему бессмертие, введу в круг небожителей, растолкав их локтями.

– Ты один?

Он задумался на миг. Или изобразил раздумье.

– Да нет, не один… За мной стоят люди с большими деньгами – британские и американские галеристы. Твердо намерены инвестировать в него как в масштабный проект.

– Кто, например?

– Пако Монтегрифо из Клеймора… И Таня Морсинк.

Это имя произвело на меня впечатление:

– Знаменитая галеристка? Королева нью-йоркских снобов?

– Она самая. Уверяю тебя, готовы вкладывать огромные суммы. Планы очень обширные, далеко идущие, так что этот каталог будет всего лишь для затравки. Аперитив, с позволения сказать.

Теперь уже я задумалась.

– Все это прекрасно, но маловероятно. Из области мечтаний. Он не захочет светиться.

– А ему и не надо. Напротив. Анонимность усилит тягу к нему. И с этой минуты Снайпер станет историей искусства. Мы включим его в какую-нибудь грандиозную ретроспективу, а устроим ее в «Тейт Модерн» или в МоМА – в какой-нибудь галерее мирового уровня… Я уже нажал нужные кнопки – все наготове… Стоит о нем упомянуть, все впадают в раж. Представь, какая будет шумиха в СМИ… Событие мирового значения.

– И все же – при чем тут я?

– Ты лучше всех. – (Ах, какая грубая лесть.) – Поверь моему слову: мне есть с кем сравнивать – я в этом бизнесе всю жизнь. У тебя есть некие особые дарования, которые помогут тебе сблизиться с ним. Затронуть нужную струну. И потом, я не забыл, что ты защитила диссертацию по стрит-арту.

– По граффити.

– Ну да. Ты понимаешь, что это за люди – те, которые носят спреи в рюкзаке и малюют на стенах. Ты сумеешь к ним подобраться.

Гримаску, которую я скорчила, можно было толковать как угодно. «Понимаешь», сказал Маурисио. И даже не подозревает, до какой степени прав, думала я, ковыряя вилкой нигири-суси или как его там. Сколько раз всматривалась я, порой даже сама не отдавая себе отчета, в пространство стен между подъездами и витринами, расписанное уличными художниками, которые так густо оставляли в городе следы своего пребывания. Почти всегда количество этих примитивных тэгов, выведенных торопливо и топорно, напрочь забивало качество: граффити того типа, от которого жители окрестных домов и лавочники поднимали крик до небес, а муниципалитет хмурил брови. Лишь в редких случаях у кого-то хватало времени или умения сделать хотя бы фон, а обычно все пространство занимал сам тэг, раскрашенный в разные цвета. Правда, недели две назад, проходя по улице невдалеке от Растро, я все же приметила нечто особенное – анимэшный воин в доспехах заносит самурайский меч над клиентами банкомата. Я продолжала рассматривать граффити – подписи, росчерки, тэги, иногда какой-нибудь невыразительный рисунок, иногда таинственный афоризм вроде «Нет зубов – нет кариеса», – пока неожиданно для себя не осознала, что здесь, как и повсюду, ищу среди них тэг Литы.