— Весьма разумно с твоей стороны.

Но едва Мари попыталась изложить заготовленную речь, как ее голова вдруг словно опустела. Виной всему было беспомощное осознание того, как сильно она любит голос Энди. Хрипловатый, негромкий, он окрашивал слова неповторимым оттенком, делая их чем-то особенным. И это нечто таинственным образом взаимодействовало с позвоночником Мари, создавая ощущение чьей-то ласки.

Ласки?

Порозовев лицом, Мари вернулась к реальности и наконец начала говорить:

— Прежде всего я хочу сказать, что очень сожалею о проступке своей сестры. Не понимаю, что с ней творится! Родители прививали нам уважение к чужой собственности, но Полли еще совсем девчонка, несмотря на все ее потуги выглядеть взрослой, и…

— Все это мне прекрасно известно, — сухо заметил Макгвайр. — Кстати, ты не могла бы смотреть мне в глаза? Довольно неприятно разговаривать с человеком, который обращается к твоему галстуку.

Из груди Мари вырвался сдавленный нервный смешок. Она подняла голову, одновременно отбросив назад длинные блестящие волосы.

— Так-то лучше, дорогая, — кивнул Энди, глядя на нее из-под опущенных век. Выражение его глаз вновь вызвало ощущение мурашек на спине Мари.

— Для меня — не очень. Я так нервничаю, что постоянно забываю, что собиралась сказать.

— Нервничаешь? Из-за меня? — Голос Энди был похож на приглушенное рычание почуявшего добычу хищника. — Этого не может быть.

Внезапно Мари почувствовала себя так, будто ею управляет некто посторонний. Она показалась себе игрушечным поездом, мчащимся по изгибам, подъемам и спускам разложенной на полу и контролируемой Энди железной дороги. Мари посмотрела на него. Он был словно окутан мрачной опасной аурой и в то же время оставался настолько восхитительным, что любая женщина могла бы забыть о таящейся в нем угрозе. Энди хранил спокойствие, будто ничего особенного не происходило, и неожиданно Мари отбросила тревоги и перестала нервничать. Образ красивого смуглого лица Энди, всецело владевший ее снами, всегда мерк в дневные часы. Жестко очерченные скулы, прямой нос, чудесный чувственный рот… Мари попыталась отыскать следы коварства, с которым ей некогда довелось столкнуться, причем слишком поздно, чтобы успеть защититься, но все, что она видела перед собой, — это лишь скрытая жесткость, невероятное самообладание и властность, проявлявшаяся даже когда Энди пребывал в состоянии расслабленности.

— Давай немного поболтаем, — предложил он и протянул руку, нажимая на вмонтированную в стол кнопку. Вслед за этим немедленно явилась секретарша, и он велел ей принести чай. — Боюсь, что кофе здесь не найдется, — сказал он, обращаясь к Мари.

— Чай вполне меня устроит, — сдержанно улыбнулась та.

Он предлагает поболтать? Интересно о чем?

— Где ты живешь? — спросил он светским тоном.

— Неподалеку от места своей работы.

— С кем?

— Одна. Снимаю квартиру.

— Где?

— В доме, разумеется. — Обстрел вопросами слегка обескуражил Мари.

Энди вздохнул.

— Я имел в виду, где этот дом находится?

— В Берике.

— Признаться, до сих пор ты представлялась мне сельской девушкой.

— Сейчас там трудно найти работу, — сухо пояснила Мари.

«Болтовня» Энди больше напоминала допрос. Впрочем, почему бы ему не проявить любопытство? Ведь эта черта присуща всем, не так ли?

— И где же ты работаешь?

Стук в дверь и негромкий звон чашек, раздавшийся весьма кстати, означал, что грядет чаепитие. Во время этой церемонии Мари надеялась собраться с мыслями. Однако отсрочка получилась недолгой.

— Так что ты сказала? — Тонкая фарфоровая чашка с крепким чаем была перемещена с подноса на стол и придвинута поближе к Мари кем-то, кого та даже не успела толком рассмотреть. Прошло меньше минуты, и Энди, вновь оставшись наедине с гостьей, продолжил расспросы.

— Разве я что-то говорила? — Мари взяла чашку. — Ах да, где я работаю… На фабрике.

— На какой?

— В моих занятиях нет ничего интересного… Взгляд медово-карих глаз застыл на ее лице.

— Возможно, ты удивишься, но мне все интересно.

Мари резко дернула плечом, и от ее движения из чашки вплеснулось на блюдце немного чая.

— На фабрике производят поролоновые пластины и другие изделия из этого же материала…

Энди слушал ее с таким вниманием, словно она рассказывала Бог весть какие захватывающие вещи.

— А ты чем занимаешься?

— Упаковываю все это. Иногда меня просят сделать что-нибудь еще…

Он пристально взглянул ей в лицо.

— С каких это пор ты находишь удовольствие в фабричном труде?

— Ну, удовольствия там мало, но я просто делаю свое дело, как и все остальные. Платят неплохо… — Лишь спустя несколько мгновений Мари догадалась, что вопрос на самом деле содержал изрядную долю сарказма. — Я работаю на фабрике уже два года.

— Прости мое любопытство, дорогая, — мягко произнес Энди, — но что случилось с твоим страстным желанием стать фотомоделью?

Мари побледнела и напряглась.

— Оно было не таким уж страстным. Ты ведь знаешь, что я получила предложение, но… из этого ничего не вышло.

— Почему?

Розовым кончиком языка Мари провела по губам, увлажняя их сухую поверхность. Она очень неуютно чувствовала себя под градом его вопросов. К тому же их количество пугало.

Тем временем взгляд Энди переместился на ее рот и надолго застыл там. Напряжение между двумя людьми настолько усилилось, что, казалось, в помещении загудел воздух. Губы Мари покалывало, словно он не смотрел на них, а касался пальцами. Дыхание ее стало прерывистым. Лифчик вдруг стал слишком тесным для полной груди, а соски сжались в тугие бутоны и приобрели чрезвычайную чувствительность. Мари поскорей отпила несколько глотков чая, с ужасом видя, как чашка дрожит в ее руке.

Боже, не нужно! — молча взмолилась она. Не заставляй меня переживать весь кошмар заново!

— Почему? — настойчиво повторил Энди, демонстрируя полную безжалостность. — Почему предложение не сработало?

Он намерен терзать меня до тех пор, пока не докопается до истины, мрачно подумала Мари. И решила сразу сказать правду.

— Все оказалось совсем не таким, как мне представлялось. Они называли это стильностью, но на самом деле я должна была не столько одеваться, сколько раздеваться перед фотокамерой.

Энди смотрел прямо ей в глаза. На его красивом лице не дрогнул ни единый мускул.

— Итак, тебе велели скинуть одежку, а ты ответила «нет»? Они что, предложили мало денег?

Мари вспыхнула.