махнет, и «Человек-амфибия» ластами по воде ударит. Вообще-то в таком списке нет ничего плохого. Консерваторы – родители, которые и сами чтением не брезгуют, и детей к нему последовательно приучают. Ничего плохого, но и ничего нового. Огромное преимущество консервативного подхода – системность. Системный читатель выгодно отличается от бессистемного: у него эрудиция пошире и мозги поупорядоченнее.

На детях консерваторов как будто есть особая метка: среди тридцати одноклассников их узнаешь безошибочно. Чаще всего это мальчики (в девочек у нас почему-то редко так вкладываются), которые вызывают одновременно умиление, уважение, радость от встречи, учительский страх опростоволоситься (я-то, увы, бессистемный читатель, меня даже родители-консерваторы не спасли) и желание заботливо перенести дитя в лучшие времена. Ему бы во Дворец пионеров, в какой-нибудь правильный кружок, а он тут сидит в сандалиях на носки и скучает от своего ума и чужой глупости. А в это время модные маленькие издательства выпускают шикарные детские и подростковые книги… Но сын консерваторов о них не узнает, а дочь – тем более.

Продвинутые читатели

Отважные герои, приобретающие первые виммельбухи[4], когда ребенок еще не начал толком ходить. Для них самокат – это сначала издательство, а уже потом средство передвижения. Для них Маршак – это сначала книжный магазин, а уже потом Самуил Яковлевич. Когда комиксы называют графическими романами, они не впадают в истерику, потому что и сами так их называют. Они всей семьей читали «Мой дедушка был вишней» Анджелы Нанетти. А потом сходили на спектакль. Но и репринтами не брезгуют. Ну как не прикупить переиздание детских стихов Мандельштама? Не знаю. Лично я купила. И привезла в подарок двухлетней дочери на вырост. И с удовольствием мы с мужем читали этого Мандельштама безо всякой, собственно, дочери. Продвинутые читатели следят за новинками, но не вычеркивают и классику. Только изредка: пишут в фейсбуке лонгриды о необходимости сбросить с парохода современности Чуковского, потому что «Муха-Цокотуха» формирует стереотип о беспомощной героине. Дети у таких родителей если читают, то чаще бессистемно. Зато радостно, а это для взращивания осознанного читателя совсем неплохо.

Такой общий страх

Тем не менее почти всех родителей (за исключением разве что представителей первого и второго типа, которым честно плевать на чтение) что-то объединяет. И это тревога и стыд: словосочетание «детское чтение» срабатывает как универсальная красная кнопка. За тревогой скрывается многое, но в первую очередь страх оказаться плохим родителем. Мы же с детства знаем, что хороший мальчик «тычет в книжку пальчик», мы видели идиллические сюжеты семейного чтения в литературе и живописи. Если твой ребенок вместо книжки тычет пальчик в смартфон, то на арену выходит стыд. Стыдно, с одной стороны, перед собой, с другой – перед воспитателями в детском саду, учителями, комментаторами в родительских пабликах.

Очень точно написал Эдуард Успенский в «Простоквашине»: «У одних родителей мальчик был. Звали его дядя Федор. Потому что он был очень серьезный и самостоятельный. Он в четыре года читать научился, а в шесть уже сам себе суп варил. В общем, он был очень хороший мальчик. И родители были хорошие – папа и мама». Научился читать в четыре = хороший мальчик = хорошие папа и мама. Вот она – формула, ведущая в преисподнюю родительских комплексов и уничтожающей рефлексии.

Нет, я не нагнетаю. Я сделала такой вывод на основании опроса среди родителей – всего в нем участвовали 152 человека: родители дошкольников, младших школьников, учеников средней и старшей школы.

Тут надо оговориться, что многие из опрошенных – мои знакомые и их знакомые, а это преимущественно читающие люди. Так что, увидев вопрос «Важно ли вам, чтобы ваши дети читали?», все 152 человека кликнули на кнопку «да». Полагаю, если бы я вышла со своим опросом на улицу, ответы были бы чуть расслабленнее. Но мне куда интереснее посмотреть, что творится внутри у родителей, для которых чтение представляет ценность. У таких, как я, у потенциальных читателей моей книги – у тех, кто относится к «консерваторам», «продвинутым читателям» и реже – типажу «надо значит надо».

Грусть. Разочарование. Сожаление. Расстройство. Боль. Горе. Тревога. Тоска. Катастрофа. Ярость. Отрицание. Вина. Провал. Наверное, так могли выглядеть ответы родителей, которых попросили бы описать, какие чувства возникают у них при мысли, что их дети вырастут наркоманами, алкоголиками и преступниками. Но нет, я всего лишь спросила: «Если ваши дети откажутся от чтения и не будут воспринимать его как ценность, как вы к этому отнесетесь, что почувствуете?»

Многие из отвечавших называли сразу несколько эмоций, описывали, как будут действовать в такой ситуации, или рассказывали об уже имеющемся опыте. Некоторые – сразу переходили к плану наступления. На перспективу оказаться родителями нечитающих детей опрошенные реагировали либо негативно (82,9 %), либо нейтрально (17,1 %). Радости, разумеется, не испытал никто.

В общем трагическом хоре многократно повторялось словосочетание «родительский провал», а больше всего меня впечатлил ответ: «Это не мои дети». Кажется, «Шок и ярость» – подходящий и достаточно литературный заголовок для результатов этого опроса.

Почему у взрослых столько боли сосредоточено вокруг чтения? Почему я сама точно так же отвечала бы на подобные вопросы, перепрыгивая с горевания на тревогу, а оттуда на чувство вины и отчаянное желание хоть что-нибудь сделать? Страх перед нечитающим ребенком и нечитающим поколением огромен. Я бы сказала, что этот страх как явление пугает меня даже больше, чем образ дочери, не интересующейся литературой. И соврала бы, потому что сама нахожусь в той же психологической ловушке, что и мои респонденты.

Откуда берется моральная паника

Похоже, корни родительской тревоги, связанной с нечтением, следует искать в советском мифе о самой читающей стране в мире. Большинство родителей современных школьников появились на свет либо в Советском Союзе, либо сразу после его распада, не говоря уже о бабушках и дедушках, которые нередко берут на себя воспитание будущего книголюба.

Возможно, в СССР дети и правда читали больше, но ведь у них было гораздо меньше развлечений: если в детстве нет ни гаджетов, ни соцсетей, ни компьютерных игр, ни возможности без перерыва смотреть яркие мультики и остросюжетные фильмы, из всех вариантов альтернативной реальности остаются книги. Об этом, кстати, писала несколько лет назад на своей странице в фейсбуке литературный критик Галина Юзефович: «В подавляющем большинстве случаев наше чтение носило вынужденный и паллиативный характер, замещая собой все те радости, которых мы были лишены (в силу исторических, экономических и культурных причин)»[5]. Пост ее, в сущности, безобидный, хоть и посягающий на идолов переводной