достали бутылку и также молча сделали по несколько глотков. Затем Ерема протянул бутылку мне. Я конечно помотал головой в знак отказа, но Митрофан так злобно на меня посмотрел и сказал: «Пей, а то рыбалки не будет!»

Мне стало жутковато от этого взгляда, и я сделал один маленький глоток. Глоток раскаленного металла или серной кислоты, как мне показалось. Они дружно засмеялись, и Ерема дружески постучал мне по спине, одобрительно сказав: «Пойдет!»

Жжение ушло, и я почувствовал жар в груди, а голова слегка закружилась. Меня никогда не подводила память ни до, ни после этого приключения, видимо потому, что я больше никогда не пробовал алкоголь, но тогда всё было в тумане. Он был вокруг, и он же был в моем сознании.

Митрофан достал с берега палку, и начал мутить воду. Ерема кричал и взявшись за борт раскачивал лодку, которая благодаря этому успешно отплывала от берега. Я тоже, по-моему, что-то кричал и улюлюкал, не понимая зачем. Вдруг мы почувствовали удар по дну. Может это была коряга или камень, но все замерли. Затем, поплавки сети скрылись на поверхности. Ерема взял весло и наотмашь ударил по воде, от чего весло выскользнуло, и ушло под воду.

— Мняяяя- с досадой протянул Ерема.

— вот ты чухня! — воскликнул Митрофан.

— А чо я то? Это сом схватил…мня.

Я от чего-то просто улыбался и смотрел на воду вокруг кроссовок. Даже поплюхал ногой.

— Тонем! — крикнул Ерема, глядя на воду в лодке.

Не знаю сколько мы гребли, и руками, и оставшимся веслом, но, когда вылезли на берег лодка была почти полностью затоплена. Мы без сил упали, глядя на звёздное небо и переводя дух. Затем я почувствовал холод. Мокрая одежда вызывала во мне озноб, и Митрофан, хлебнув из бутылки, сказал: «На, для сугреву!»

Я и вправду согрелся от глотка, и вернулся в густой туман.

— Как думаешь, мня, мы апче где? — Ерема вглядывался в темноту. Как на зло, луна ушла за тучу.

— Я хз… — Митрофан лежал в позе звезды, очень жирной звезды. — мне ваще до звезды где мы…я наугад греб.

Они оба громко заржали и по очереди приложились к бутылю.

Как они умудрились его спасти, когда лодка тонула, одним им и известно. Видимо спасали самое ценное. Потом неподалеку мы услышали голоса. Женский смех и пение. Как по команде, оба забулдыг встали и поспешили на звук, не забывая отхлебывать из большого бутыля.

— Жалко лодку, мня! — чтобы заполнить молчание вставил Ерема.

— Да похрен, слышь там бабы! — не меняя курса бросил Митрофан.

На берегу горел большой костёр, вокруг которого танцевали семь или восемь девушек в белых платьях.

— Можно к вам, мня, на огонёк? — сказал Ерема, почесав козлиную бородку.

Меня, опьяневшего подростка, усадили на мягкую траву подле костра, где, согревшись я постепенно задремал, глядя то на костёр, то на танцующих женщин. Они все были очень красивы. Знаю, что вы скажете, мол у пьяного мужика любая станет красивее, но я тогда не был ещё мужиком. Когда я их увидел, я подумал, что они настолько красивые, даже красивее мамы!

— Мавка, проводи мальчика до деревни.

Я приоткрыл глаза и увидел её. Ту самую девочку.

— Мавкааа… — протянул я на удивление пьяным голосом. Мавка была столь же красива, сколько и взрослые девушки.

Она сказала: «Можно он останется?»

Девушка, которая как мне подумалось её сестра, так как они были очень похожи, нахмурилась, и сказала: «Мавка! Говорю отведи. Его бабка житья нам не даст. Ну его!»

Я с трудом встал, не без помощи девочки, и мы двинулись в сторону леса. Когда я оглянулся, то увидел Митрофана и Ерему. Один спал на земле, а второй сидел на поваленном дереве, в окружении девиц в белых сарафанах. Они смеялись и вместе пели какую-то то незатейливою песенку, больше похожую на считалочку. Ерема довольно хохотал и пил из поданной ему чарки.

Мы шли с Мавкой по лесной тропе, и я держал её за руку. Это было так чудесно! Я был на седьмом небе, но мой язык не смог воспроизвести ничего из моих умных фраз.

— Иди туда, прямо. — Мавка была такой красивой в том колдовском лунном свете!

— А ты? — когда она отпустила меня, я почувствовал небольшое пошатывание.

— Иди, а то чего доброго бабушка заметит, тогда всем несдобровать.

Она убежала обратно в лес, а я пошёл куда послали. Спотыкаясь об коряги сбил все ноги, но ни разу не упал. От прохлады приходило отрезвление, а с ним и тошнота. Наконец дошёл и влез в окно. Тихо влез, как только это возможно, даже про вазу не забыл. Окошко закрыл, повернулся, и в лунном свете из окна увидел злое лицо бабушки. Я так испугался, что, хватая воздух сел на пол.

— Ничего, ничего, — приговаривала бабушка — завтра проспишься и поговорим. Главное живой здоровый.

У вас было ощущение, будто вы падаете с огромной высоты, вращаясь во всех направлениях? Я лежал на кровати, которая летела в пропасть вместе с ураганом, вращающим её во все стороны. Бабушка зашла в комнату с кружкой чая. Ну или не чая, а скорее отвара из трав. Очень вкусно, с привкусом смородины. Разум сразу прояснился, а голова встала на место и перестала болеть.

— Рассказывай, где ночью шлындал? — тон бабушки не терпел возражений.

— Я.…гулял. — поиск идей стоял на месте.

— На озере был?! — мне стало понятно, что она в курсе.

— Ну был — я решил не пытаться юлить.

— Один? — глаза бабушки смотрели прямо в глубину моего сознания, казалось видя все мои мысли.

— Нет…с этими…ну, Митрофан и Ерема которые.

— С алкашами связался! — всплеснула бабушка руками.

— Там ещё девушки были и девочка, красивая, Мавка зовут!

— У нас отродясь в деревне никаких Мавок не водилось! Врун.

— Да не вру я! — мне стало очень обидно — они вокруг костра танцевали, и песни пели!

— Какие песни? — лицо бабушки стало очень серьезным.

— Не