Тормозом биологической склонности к эгоизму являются, по замыслу Божию, библейская заповедь «возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22, 39) и иные христианские предписания. Призывая нас подчинять личные интересы требованиям нравственности и нормам общества, они способствуют духовному росту человека и выживанию человечества в целом. В этом плане христианские принципы помогают сдерживать и даже преодолевать природный эгоизм людей.

Опираясь на результаты полученных данных, Р. Докинз обращается к читателям с весьма характерным призывом: «Давайте стараться учиться великодушию и альтруизму, потому что мы от природы эгоистичны. Давайте поймем, на что нас толкают эгоистичные гены, поскольку тогда мы сможем, по крайней мере, уменьшить их воздействие, что невозможно никакому биологическому виду, кроме человека»[17].

Штутгардтский психоаналитик Петер Куттер считает базисом, общим знаменателем всех страстей жадность, а, по сути, — тот же эгоизм. О чем бы мы ни мечтали — об изысканных кушаньях и напитках, об интимной близости, о богатстве, о власти, о славе — обычно глубинный мотив всех желаний есть жадность. Согласно П. Куттеру, это — потребность обязательно получить желаемое, чтобы испытать удовлетворение. Иначе мы чувствуем себя внутренне опустошенными и обездоленными[18].

Высказывания Р. Докинза и П. Куттера служат блестящим научным комментарием к прозорливым словам апостола Иакова: «Откуда у вас вражды и распри? Не отсюда ли, от вожделений ваших, воюющих в членах ваших? Желаете — и не имеете; убиваете и завидуете — и не можете достигнуть; препираетесь и враждуете — и не имеете, потому что не просите; просите, и не получаете, потому что просите не на добро, а чтобы употребить для ваших вожделений» (Иак. 4, 1–3).

Итак, себялюбие — семя греха — посеяно в нас издревле. Как плевел, оно постепенно растет и подталкивает человека на любое беззаконие-.

Святые отцы установили генетическую связь и порядок возникновения страстей. Прежде всего выделяются три родовые страсти — «похоть плоти, похоть очей и гордость житейская» (1 Ин. 2,16) или саможаление, своеволие и славолюбие. Три основные страсти порождают восемь производных — чревоугодие, любодеяние, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие и гордость (гордыню). Как звенья единой цепи, первое звено тянет за собой прочие. Лишь тщеславие и гордыня стоят особняком как вполне самодостаточные пороки.

Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин полагает, что «чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, печаль и уныние соединены между собой особым неким сродством, по коему излишество предыдущей дает начало последующей… Потому против них надо сражаться тем же порядком, переходя в борьбе с ними от последующих к предыдущим… Чтобы победить уныние, сначала надобно подавить печаль; чтобы прогнать печаль, прежде нужно подавить гнев; чтобы погасить гнев, нужно попрать сребролюбие; чтобы исторгнуть сребролюбие, надо укротить блудную страсть; чтобы подавить эту похоть, должно обуздать чревоугодие»[19].

Все страсти разделяются также на плотские (телесные) и духовные (душевные). Плотские — это чревоугодие и любодеяние, ибо они коренятся в биологических потребностях и инстинктах. Порой очень трудно четко разграничить их физиологические и психологические элементы. Однако человек сам решает, поддаться на искушение или нет.

Остальные шесть страстей — духовные. Они совершаются без всякого содействия тела. «Происходя по склонности одной души, они не только не доставляют никакого удовольствия плоти, но еще поражают ее тяжким недугом и питают только больную душу пищею жалкого услаждения»[20].

«Некоторые из страстей, родившись в душе, переходят в тело, а некоторые наоборот», — наставляет преподобный Иоанн Лествичник[21]. Действительно, определенные виды гнева, мирской печали и уныния возникают от внутренних причин, включая нарушения нервной системы и гормонального фона (см. гл. VII–IX).

Ряд грехов, переходя в порочное состояние духа и ожесточая сердце нераскаянностью, признаются наиболее тяжелыми. Они вопиют к небу об отмщении. «Грехом к смерти» (1 Ин. 5,16) являются хула на Святого Духа (Мф. 12, 31–32), сознательное и решительное отречение от христианской веры, особенно от веры в воплощение Сына Божия (1 Ин. 4, 3; Евр. 10, 26–31), человеконенавистничество (1 Ин. 3, 15), лишение работников вполне заслуженной ими платы (Иак. 5,1–5), дерзкие оскорбления и побои родителей (Мф. 15, 4).

Особо тяжкие, закоренелые страсти ведут душу к вечной погибели и потому называются смертными грехами[22].

По святоотеческой традиции, смертных грехов семь:

• гордыня до самообожания (самообожествление, культ собственного «я»);

• иудина жадность к деньгам (любостяжание, лихоимство, ростовщичество и т. д.);

• черная зависть (скорбь при благополучии ближнего, вражда к преуспевающим людям, клевета на них и т. п.);

• безграничное плотоугодие (пресыщение, пьянство и пр.);

• неистовый разврат (блуд, прелюбодеяние, кровосмешение, мужеложство и т. д.);

• крайняя жестокость (мстительность, злоба и ненависть вплоть до намеренного убийства, особенно детоубийства и убийства родителей);

• духовная беспечность (нерадение о спасении души, леность, праздность, отчаяние, самоубийство)[23].

Причины страстей весьма разнообразны. Но условно их можно разбить на три большие группы — вожделения плоти, соблазны окружающей обстановки и ухищрения демонов. «…Человецы плоть носяще, и в мире живуще, от диавола прельстишася», — слышим мы в священнической молитве перед Таинством исповеди[24].