в школе сразу стали уважать. Это дядя Лёня придумал. Он был «итсодар».

У Юнны сердце громко стукнуло о грудную клетку. Она знала это слово.

— Река Итсодар? — уточнила она.

— Нет, просто «итсодар».

— А что это значит?

— Не знаю, просто слово интересное. — Ленка машинально взяла остаток огурца, разрезала, посолила, и он звонко хрустнул под натиском ее здоровых зубов.

5. Юнна

Юнна вспомнила, как шесть лет назад они с мужем лежали на берегу моря и играли в выдуманные слова: Лёня выдумывал, а Юнна отгадывала.

— Дилокрок. — Лёня хитро прищурил левый глаз.

— Крокодил, — засмеялась Юнна.

— Шнёка. — Лёня заелозил от удовольствия.

— Вишнёвка, — хихикнула Юнна и разлила по рюмкам вишневую наливку, привезенную от родителей.

— Итсодар.

— Радость, — хмыкнула Юнна. — Только перевёрнутая.

— Не совсем так, — подвыпивший Леня поднял палец кверху. — Видишь два облака, а между ними — полоса синего неба?

— Вижу.

— Это река радости — Итсодар. Ты — моя река Итсодар.

6. Галина Абрамовна

Узнав, что Ленка, в общем-то, не знает, что такое «итсодар», Юнна успокоилась.

«Врут все. Не буду смотреть электронную почту».

Тем временем молодой организм доедал остатки продуктов. На блюде остался всего один бутерброд.

— Книжки у дяди Лёни интересные, — сообщила девочка. — Я брала «Мастера и Маргариту»… и другие.

Тут она застеснялась, и Юнна предположила, что Ленка брала «Лолиту» Набокова.

На столе лежал оставленный Аней молитвослов, заложенный на молитве Святому Уару. Юнне стало неловко перед Аней, что она так и не помолилась.

Тут в окно постучали, и мелькнуло лицо старой женщины.

— Заходите, Галина Абрамовна! — по-хозяйски крикнула девочка.

Вошла незнакомая маленькая старушка, огляделась, увидела горящую лампаду и поджала губы.

— Сразу видно, что Лёня умер, — сообщила она. — При нем бы такого безобразия не было. Лёня был иудеем.

— Как давно? — сухо осведомилась Юнна, уже готовая к любой новости.

— Мы любили читать Тору. Он даже перевел книгу Экклезиаста с иврита в стихах. Я ему читала выдержки о вреде пьянства. А почему умер? Споили! Ты споила, и Олька споила. Сердце слабое, не выдержало.

Галина Абрамовна кончиками пальцев взяла последний бутерброд и надкусила.

— Олька — мать твоя — блудливая баба. — Старушка смахнула слезинку с морщинистого лица. — Кого хочешь споит. А он выпить был не дурак с младых ногтей. Но золотой был человек.

— Полагаю, что, родись вы раньше, то непременно с Лёней поженились бы? — спокойно спросила Юнна.

— Многие бы хотели, не спорю, — согласилась Галина Абрамовна.

Ленка виновато заелозила.

— Он был чистый человек. — Старушка аккуратно доела бутерброд. — Человек с большой буквы. А достался каким-то пропойцам. Нормальная жена давно бы его «подшила». А тебя все устраивало, дорогуша. Там рюмка, здесь рюмка — и умер человек.

— Это все неправда, что он маме писал по электронной почте! — не выдержала девочка. — И маме он никогда много пить не давал!

— А мне писал, интересовался нашим учением. — Галина Абрамовна встала, отряхнула крошки с зауженных брюк и добавила последний аккорд: — И еды при нём всегда было много.

— Я же всё съела, — ужаснулась Ленка и виновато съёжилась.

Юнна хотела её утешить, но неожиданно поняла, что поминки справлять нечем: мясо взяла Ольга и вряд ли его вернет, всё остальное съела Ленка.

Девочка встала из-за стола, развернула плед и, понурясь, как ангелок с оторванными крыльями, двинулась к двери.

— Я тебе вот что скажу. — Галина Абрамовна проследила, как за Ленкой закрылась дверь. — У него со всеми было. И с Анькой-богомолкой было, и с Олькой-пьянчугой было.

Старушка многозначительно подняла косматые брови.

Юнна скрестила руки на груди.

— И с вами было? — усмехнулась она, намекая на почтенный возраст гостьи.

— Может, и со мной было… бы, — спокойно ответила Галина Абрамовна. — У меня еще и не с такими было. А все почему? Потому что ты подмётки его целовать не достойна.

Старушка легко поднялась со стула и направилась к выходу.

7. Юнна

У Юнны никогда не было такого ощущения грязи на душе.

Началась первая летняя гроза, и отключили электричество. Юнна с тоской посмотрела на ноутбук и подумала, что батарея разряжена. Сейчас бы она разрешила все свои сомнения. А сомнений было море. Всё в голове перемешалось: Ольга знает, где в её доме лежит водка — этого даже она не знала; тринадцатилетняя Ленка знает слово «итсодар», семидесятилетняя Галина Абрамовна намекает, что у нее с Юнниным мужем что-то было.

В грозовой темноте она сделала самое беспомощное движение на свете — взяла пакеты с грязным бельем и разбросала его по всему дому.

— Вот тебе! — кричала она. — Я носки твои стирала!

А Аня…

Тут взгляд Юнны упал на молитвослов. Она взяла книгу в руки, и молитвослов раскрылся на Каноне Божьей Матери. Юнна начала медленно читать при свете лампады, коверкая незнакомые церковнославянские слова. Потом она устала стоять и опустилась на колени. Ее голос, прерываемый грозой, был почти не слышен.

Юнна просидела на холодном полу целый час и, наконец, встала с ясной головой. Открыла ноутбук, ввела пароль. Она должна быть уверена. В почтовом ящике было больше десяти тысяч писем. Она принялась прокручивать список входящих. Письма от его брата и сестры — не то… Письма от коллег по работе и подчиненных — не то… Вдруг она увидела письмо от пользователя shalom. Юнна не позволила себе впасть в истерику. Письмо было на иврите. Она не знала иврита. Наверное, это письмо от Галины Абрамовны. У Юнны защипало глаза. Она вспомнила про гугл-переводчик и открыла его в другом окне. Ввела текст. Гугл коряво перевел:

«Здравствуй, дорогая друг! Я тебя приглашаем на ежегодный семинары по международный право в современный политический обстановка…»

Юнна не стала читать дальше и закрыла письмо.

«Если бы Лёня знал, что я читаю его почту, он бы месяц со мной не разговаривал».

Юнна вспомнила, как один раз написала в интернете шуточное письмо своему учителю, а Лёня прочитал и раскричался.

— За что? Я же просто улыбнулась! — оправдывалась тогда Юнна.

— Вот и улыбайся так, чтобы я видел! — сердился Лёня. — Улыбается она посторонним мужикам!

Как он тогда узнал? Так же, как Юнна сейчас: у Лёни был пароль к её электронной почте. У них никогда не было секретов друг от друга. По крайней мере, Юнна так думала раньше.

А почему сейчас она должна думать по-другому?

Тут Юнна вспомнила Ленкину зелёную челку. Какие, к чёрту, любовницы? Тринадцатилетние девочки? Семидесятилетние старушки? Полумонахини? Опустившиеся пьяницы?

Будь это правдой, нашлись бы «доброжелатели», намекнули бы… хоть на девять