Но мои руки были привязаны к подлокотникам и времени освободиться до того, как Утюг начнет претворять свои намерения в жизнь, не было. И я, продолжая сидеть, резко ударила его ногой в промежность. На этот раз Утюг подавился собственным хрипом, согнулся пополам и повалился на пол, где и остался лежать.

Итак, Утюг на ближайшую временную перспективу был нейтрализован. Однако второй человек — Бен с конопатым лицом — поднялся с кресла и двинулся ко мне. И хотя по всему было заметно, что он не боец, а что-то вроде мозгового центра среднего звена, но и мое положение не давало возможности проявить все свои выдающиеся борцовские качества.

Я попыталась встать, но совершенно при этом забыла о привязанном к моим предплечьям стуле. И выпрямиться моему мучительно затекшему телу он не позволил. Вместо лихого прыжка я предстала перед ухмыляющейся физиономией Бена в позе древней старушки-пенсионерки, страдающей радикулитом.

Он одарил меня снисходительной гримасой, а зрачки его глаз безжалостно сузились. На нем был пиджак песочно-горчичного цвета с пестрым галстуком, с претензией на моду и стиль. Однако от его вида любого нормального человека должно было мутить. Лицо Бена носило следы, характерные для тех особ, которые под влиянием безудержного разврата и гастрономического пресыщения становились такими же безжизненными и холодными, как у покойников в морге.

Сейчас он смотрел на меня так, будто заметил мерзкого паука или таракана, пришлепнуть которого не составит никакого труда. В ответ на его презрительный взгляд я превратилась в сплошной комок туго переплетенных нервов и мышц и, словно бык на тореадора, ринулась вперед, метя Бену в солнечное сплетение. Однако он быстро уловил мое намерение, и оба его сжатых кулака уже готовы были обрушиться на мою ничем не прикрытую шею. Но я резко крутанулась на месте, словно заведенная сильной рукой юла. Стул за спиной, повторяя мое вращательное движение, описал дугу, попутно смел стеклянную вазу с журнального столика и тяжелым тараном ударил Бена сбоку по ребрам.

Тот не устоял на ногах и отлетел в сторону шкафа. Его голова угодила в зеркальную стенку, отчего отражение комнаты заколыхалось. Он вздрогнул, как марионетка, которую резко дернули за все нити одновременно, а затем проворно вскочил на ноги. Однако для этого ему понадобилось пусть не очень большое, но вполне определенное время. И я это время тоже не теряла даром.

За эти секунды мне удалось несколькими энергичными движениями освободить левую руку. Я мысленно поблагодарила своего инструктора-наставника в «Ворошиловке» по рукопашному бою. Это он заставил меня разучить невероятно сложный комплекс упражнений на растяжку и гибкость.

Именно благодаря приобретенной с его помощью почти пластилиновой гибкости я сейчас и смогла освободить левую руку. Придавленные резиновым жгутом к подлокотнику вены освободились, оживляя затекшие мышцы потоком теплой крови. Но на вторую, правую руку времени уже не оставалось. Однако я уже могла выпрямиться и не стоять в скрюченной позе.

Я быстро повернулась к Бену левым боком и, словно выкидное лезвие из ножа, выбросила ему навстречу ногу. Увернуться Бен не успел, но рефлекторно согнулся вперед, смягчая принятый животом удар.

Его голова вновь встретилась затылком с зеркальной поверхностью шкафа. На этот раз зеркало не выдержало и со звоном разлетелось на множество блестящих осколков, обильно усыпав ими пол и голову Бена. Его усы мгновенно обвисли, а все веснушки, до этого не очень бросавшиеся в глаза, четко выступили на испуганном лице. Нервным движением он прижал ладони к щекам и, как-то сразу затихнув, затаился на полу.

Но одновременно со звуком бьющегося стекла мою левую лодыжку захлестнул крепкий, словно объятия удава, захват. Пришедший в чувство после позорного поражения Утюг предпринял отчаянную попытку реабилитироваться в собственных глазах. Все так же не отрывая одной руки от паха и оставаясь лежать на полу, он другой рукой обхватил мой голеностоп и резким движением выворачивал его. Еще небольшое усилие с его стороны — и мне вместе со стулом пришлось бы растянуться на полу между ним и Беном в опасной близости от них обоих.

Я рефлекторно попыталась отдернуть ногу, но Утюг сначала обманчиво поддался моему движению, а сам тем временем только еще сильнее укрепил захват и потащил меня вниз. Моя правая рука совершенно автоматически занесла все еще привязанный к ней стул вверх, а затем как тяжелый кузнечный молот обрушила его на лежащего Утюга.

В удар я вложила всю свою ненависть, так как он не заслуживал ни малейшей жалости и снисхождения. После полученного удара Утюг снова вырубился. Пока мои противники валялись в отключке, я освободила правую руку. И сразу же во всем теле возникла необычайная легкость, как после долгой лихорадки. Носком правой ноги я ткнула вновь начавшего приходить в себя Утюга в солнечное сплетение. На этот раз он, не издав ни звука и согнувшись в животе, перевернулся лицом вниз. Я смотала с подлокотника разболтанного ударами стула жгут, которым еще совсем недавно была прикручена к нему. Затем сильным движением завернула Утюгу руки за спину, согнула ему ноги в коленях и связала все его конечности вместе.

Следующей была очередь Бена.

— Ты пожалеешь об этом, — угрожающе-злобно, как змея, зашипел он в ответ на мое приближение, хотя после двойного полета в шкаф не в силах был даже толком пошевелиться.

И куда только девался его недавний напыщенный тон?! Как говорят в Одессе, это две большие разницы — разглагольствовать за спиной крепкого молодчика и столкнуться с сильным противником один на один. Но угрозы в свой адрес мне приходилось слышать не один раз. И даже не два. Поэтому, не обращая ни малейшего внимания на реплики в свой адрес, я подхватила его за брючный ремень и, приподняв вверх, хорошенько встряхнула, как пыльный половик. Он мгновенно обвис, словно неокрепший щенок, из-за чего создалось впечатление, будто он состоял только из одних безвольно болтавшихся рук и ног.

Затем я проделала с ним тот же самый маневр, что и с Утюгом. С той лишь разницей, что на этот раз для связывания был использован выдернутый из брюк его же собственный ремень.

— Да ты знаешь… — начал было он старую песню, но мой энергичный пинок быстро прервал его гневную тираду.

Он перестал высказывать недовольство и лишь начал мелко подрагивать и покрываться крупными пупырышками, как голая деревенская девка, которую глубокой осенью выгнали из бани во двор.

— Че-ерт, — подал слабый голос Утюг.

Однако он немного удивил меня своей фантастической способностью так быстро приходить в себя.

— Я ж тебя в повидло размешаю, — повторил он свою недавнюю угрозу.

— Не размешаешь, — бодрым тоном, насколько мне это позволяли ноющие ушибы на голове и плече, ответила я. — Опыта маловато будет.

В ответ на мое язвительное замечание он заерзал в бессильной злобе, пробуя на прочность затянутый на руках и ногах узел. Но узел не поддавался. Я не без некоторого удовольствия и, не скрывая злорадства, понаблюдала за его бесплодными потугами, а затем оглянулась в поисках зеркала. Итак, благодаря моим усилиям оперативная обстановка изменилась самым кардинальным образом. Теперь «командовать парадом» всецело предстояло мне. И после резкой смены декораций, когда противник обездвижен и полностью нейтрализован, было бы неплохо привести себя в мало-мальски приличный вид.