Фортунато покачал головой:

– Я взялся за это дело только ради тебя, а ты подсунул мне Доминго с этим его наркоманом. Как, скажи мне на милость, можно было работать в машине, набитой недоумками с распухшими от merca[9]носами? Как?

Шеф на миг раскрылся:

– Я не хотел Доминго. Предложили его они.

– Кто его предложил?

Шеф смотрел мимо него на старика, игравшего в карты.

– Послушай, Мигель, не спрашивай ты больше ничего, потому что я не могу тебе рассказать. – Потом командным тоном: – Но чтобы больше нигде не вякал имени Пелегрини. – Наверное, пожалев о своей грубости, он вскинул голову и добавил: – Дело выеденного яйца не стоит. Судья у нас Дуарте. Если понадобится о чем-то договориться, мы можем на него рассчитывать. Тебе нужно еще раз просмотреть expediente[10]и ознакомиться с материалами.

Шеф, наверное, не заметил иронии в предложении, чтобы Фортунато ознакомился с делом о преступлении, которое сам и совершил, но скорее всего он был прав. Есть преступление, которое является реальностью, и есть Дело, в котором реальность оставляет свои окаменелые следы. Две совершенно разные вещи, особенно в Буэнос-Айресе.

– А что с этим североамериканцем? Уотербери. Что мне еще понадобится о нем знать?

– Не так уж много. По-видимому, он был каким-то журналистом, но не очень известным. У него были трудности с деньгами, потому он и приехал сюда. Наверное, у него был какой-то план. – Шеф отвел глаза в сторону, потом снова поглядел на Фортунато. – Можешь остальное разузнать у этой гринго,[11]когда она приедет. Будешь выглядеть еще искреннее. – Шеф выбрал очередной орешек из стоявшего перед ним блюдечка. – Это не так уж трудно, Мигель. Походи с недельку со своим идиотским выражением, и все образуется само собой. – Он повеселел. – Знаешь что, в следующий уик-энд в «Эль-Вьехо» Альмасен поет Сориано. Своди сеньору доктор послушать настоящее буэнос-айресское танго, научи ее нескольким па. У нее весь этот идиотизм вылетит из головы.

– Она приезжает на следующей неделе?

– Sí, señor.[12]И будь к ней повнимательнее, – произнес Шеф. – Она в Аргентине в первый раз.

Фортунато приехал встречать ее в Aeropuerto Ezeiza[13]с маленьким плакатиком, на котором было написано «La Doctora Fowler», и с шофером в безупречной синей униформе. В последний момент, чтобы делегация выглядела посолиднее, он прихватил с собой инспектора Фабиана Диаса.

Фортунато перед этим объяснил Фабиану, что новое расследование носит политический характер и будет вестись в темпе, который он назвал tranquilo.[14]Вообще-то Фабиано все свои расследования проводил в таком темпе. Он был придан одной из пяти patotas – групп следователей в гражданском, которыми руководил Фортунато. Фабиан занимался азартными играми и преступлениями против нравственности и пользовался этим как лицензией на право носить одежду, которую Фортунато считал чересчур легкомысленной для серьезного полицейского. Большинство дней он проводил на таинственных operativos[15]на ипподромах и футбольных стадионах, в участок наведывался всего на несколько часов и писал куцые рапорты, неизменно завершавшиеся фразой «расследование продолжается». Это ничего не значило, он регулярно взимал соответствующую мзду со сводников и устроителей нелегальных лотерей, а в оставшееся время арестовывал достаточное число преступников, чтобы выглядеть вполне презентабельным полицейским. Ему было около тридцати, волосы русые, а лицо – с обложки модного журнала. В участке его звали Ромео. К счастью, на этот раз он облачился сравнительно степенно, в спортивный пиджак в белую с черным клетку и черную футболку. Они высматривали женщину-гринго среди прибывающих пассажиров.

Фортунато выхватил из толпы женское лицо и с полунадеждой-полуопасением подумал, что это должна быть она. Откинутые назад светло-пшеничные волосы открывали лицо, черты которого одновременно можно было назвать красивыми и вызывающе неправильными: глаза расставлены слишком широко и смотрят слишком проницательно, а рот можно счесть изящным или угрожающе тонким. Лицо сфинкса. Лицо сродни изысканным духам. Когда Фортунато увидел, как она отделилась от толпы и направилась к нему, он почувствовал, что в груди у него что-то шевельнулось и стало легко и свободно.

Она выглядела неожиданно моложе, чем он ожидал. Ей было, наверное, лет около тридцати или чуть больше, фигура стройная, походка легкая, что подчеркивали туфли без каблука. На ней была коричневатая юбка и такой же жакет, надетый на слегка помятую после перелета белую блузку. На шее поблескивала золотая цепочка, она то и дело нервно перебирала ее под изучающим взглядом троих мужчин. Она выглядела по-деловому и компетентно, но он обратил внимание, как странно она держит портфель, не сбоку, а перед собой.

– Доктор Фаулер. – Он протянул руку, подавив естественное побуждение поцеловать ее.

– Сеньор Фортунато? Очень рада познакомиться.

– Я тоже, доктор, – приветливо произнес он. – Добро пожаловать в Буэнос-Айрес. Это инспектор Фабиан Диас – (Фабиан неожиданно церемонно поклонился.) – А это офицер Пилар.

Когда она повернулась подать руку Фабиану, Фортунато понял, что портфелем она закрывала большое красное пятно на бедре. Возможно, от томатного сока.

– Доктор Фаулер, – проговорил он, – вас испачкали в полете!

Она опустила глаза на пятно и покраснела:

– Да это сосед расплескал свой стакан. – Она по-девичьи повела плечами. – Может, повезет и в отеле есть прачечная.

Неловкость, возникшая оттого, что трое мужчин уставились на нее, прошла, и Фортунато сказал:

– Ну что вы, конечно, там постирают. Позвольте, помогу вам…

Тут шофер пришел в себя и перехватил у него сумку, потом они проследовали через похожий на необъятную пещеру зал прибытия. Посредники и таксисты признали в них полицейских и не стали приставать. Эсейса давно славился своей таксистской мафией, оставлявшей прилетающим пассажирам выбор: быть обобранным самими таксистами или за баснословные деньги приобретать билеты в подставных кассах той же самой мафии. Этот приносивший бешеные прибыли бизнес контролировали Federales.[16]