Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А я хочу, чтобы ты у меня модный был. Вот, в ней и беги.
Бузыкин замялся.
— Пусть она пока здесь побудет, ладно? А то приду, что скажу?
Он снял куртку, снова надел пиджак.
Алла снова легла, отвернулась к стене.
— Ты обиделась?
— Я же понимаю: там все можно, здесь ничего нельзя. Иди, иди!
Бузыкин сел на стул, скрестил руки на груди, вытянул ноги.
— А ну его! Не пойду.
— Но ведь неудобно! Раз тебя ждут. Тебе перед всеми неудобно. Кроме меня.
— Что я, не имею права с больным человеком посидеть?
— Не знаю я твоих прав! Уходи!
— Только позвоню, чтобы не волновались.
— Тогда уж потише, чтобы дядя Коля не слышал.
Бузыкин вышел в коридор к телефону. На кухне у плиты стоял дядя Коля.
— Ты что, в туалет? Иди, не стесняйся.
Бузыкин зашел в туалет, постоял, вышел.
— Хочешь вымыть руки? Там полотенце чистое висит.
Вымыл руки, вернулся в комнату.
— Позвонил? — спросила Алла.
— Да.
Ночной Ленинград был тих. Поплескивала Нева. Вот камни набережной начали светлеть.
Бузыкин проснулся. Он лежал в постели с Аллой. Посмотрел на часы, ахнул. Стал вытаскивать руку из-под ее головы. Алла недовольно помычала.
— Спи, спи, — шептал он.
Бузыкин бежал по сумрачным еще предрассветным улицам с подаренной курткой в руке. Бежал по утреннему городу с подаренной курткой на плече. Мимо, распустив веера воды, ехала поливальная машина. Он замахал шоферу. Машина вобрала в себя струи воды, остановилась. Бузыкин подбежал, поговорил с водителем, залез в кабину. Машина развернулась, поехала в обратную сторону. Бузыкин бежал с подаренной курткой по двору. В дом вошел тихо, прикрыв за собой дверь. Огляделся, поднял крышку пианино, стал запихивать куртку.
— Андрей!
Жена стояла у двери балкона, смотрела на него. Она, видимо, не спала ночь. Ждала его. Бузыкин был беззащитен и виден ей насквозь. Он вытащил куртку обратно, крышка захлопнулась, инструмент музыкально загудел.
— Это Евдокимова куртка… Ему мала, я подумал, может, Виктору подойдет?
— Где ты был?
— Я? У Евдокимова. У него был день рождения, я хотел тебе сообщить, почему-то не соединяли, а потом развели мосты… Прости меня.
Нина стояла у окна, спиной к нему.
— Иди спать, я тебе на диване постелила.
— А куртку я в пианино положу, — предложил Бузыкин. — Лена с Виктором придут, начнут играть — звука нет. Что такое? Будет им сюрприз.
— Никому я не нужна, — проговорила Нина не оборачиваясь.
— Что?
— Никому!
— Нина! Ну пошел мужик на день рождения к институтскому приятелю. Что такого?
— Как это страшно, когда ты никому не нужна!
— Ты мне нужна. Ты на работе нужна. Ты Леночке нужна. Ты всем нужна!
— И Леночке я не нужна. Купила им занавески, а они меня прогнали, говорят, у них свой вкус. Я всем мешаю. Я всем только мешаю!
Тогда Бузыкин сказал:
— Нина, я не был у Евдокимова.
Жена обернулась к нему. Она ждала. Сейчас он скажет правду.
— А где?..
— Это стыдно, мне трудно выговорить…
— Говори, мужик… Теперь трудно — зато потом будет легче всем.
Бузыкин молчал. Жена смотрела на него в слезах.
— Я был в вытрезвителе.
Нина показала на куртку.
— А это… Что, там выдавали?
— Я же сказал, это Евдокимов привез…
Нина протянула руку за курткой.
— Можно?
— Конечно!
Она брезгливо повертела ее, бросила на пол, наступила ногой, уцепилась за рукав и рванула.
Рукав затрещал. Взялась за другой рукав, стала отрывать и его. Подняла куртку и вышвырнула в окно.
— Вот так, вот…
Комната дочери. Матрас на полу, гитара, запасное колесо к мотоциклу.
— А почему я должна вешать в комнате то, что мне не нравится! — возмущалась дочь.
— А потому, что нельзя быть эгоисткой! — возмущался отец. — Нельзя только брать! Надо что-то и отдавать!
— А я как раз не беру, а отдаю. На!
Она сунула отцу свернутые занавески.
— Лена, перестань дурачиться. Сейчас же повесь занавески и вернись в институт! Неужели тебе не жалко мать? Посмотри, до чего ты ее довела! Это уж, не знаю, садизм какой-то!
— А может быть, это не я ее довела? — сказала дочь.
— Что ты имеешь в виду?..
— Да мне к вам приходить неохота! У вас там нежилая атмосфера! Отрицательные биотоки носятся!..
Бузыкин стоял в телефонной будке.
— Алла, я сегодня не смогу прийти.
— Почему?
— Тут такие дела…
— Приходи после дел.
— Будет поздно. Я тебе завтра позвоню, тут уже стучат…
Билл бежал гордо, гарцуя, как цирковой конь. За ним тянулся Бузыкин. Прохожие провожали их взглядами.
— Темп, Андрей! Темп! — покрикивал через плечо профессор.
— Пошел к черту, — бормотал Бузыкин.
Нина, войдя в прихожую, замерла. Все было загромождено стульями. Билл работал на углу столика, на кухне.
— Здравствуйте, Билл! Что происходит?
— Маленький рас-кар-даш!
Она прошла в комнату. Мебель была сдвинута, шторы сорваны с окон, книги свалены на тахту.
Бузыкин стоял на стремянке, оклеивал стену газетами.
Нина села на стул, не понимая еще, чем это ей грозит.
— Решил переклеить обои, — сказал Бузыкин. — А то слишком мрачно. Посмотри там. Других не было.
Ничем это не грозило ей. Наоборот…
— Эти? — спросила она.
— Да.
— Красивые…
Смотрела на мужа благодарно.
Бузыкин проводил занятия. Хмуро смотрел в листок студенческой работы.
«— Ну что ты на меня так смотришь, дружище? Думаешь, мне легко, парень? — малодушно сказал он Смиту и потом бегал от него и убегал…» Извините, Лифанов, но это подстрочник, а не перевод.
— Почему это подстрочник? — обиделся Лифанов.
— Вот, скажем, у вас тут написано «убегал». И рядом «бегал». Неужели так трудно поискать что-нибудь еще? Прошу вас, — обратился он к студентам, — припомните родственные слова.
— Мчаться, — предложила студентка.
— Припуститься.
— Носиться.
— Удирать.
— Улепетывать.
— Драпать.
— Драпать. Допустим. Как именно драпать? Лифанов.
— Ну… быстро. Не знаю.
— Кто больше?
— Во весь мах.
— Во всю прыть.
— Во весь дух. Во весь опор.
— Еще?
— Дунуть, дернуть.
— Унести ноги. Дать стрекача.
— Опрометью. Без оглядки. Сломя голову…
Бузыкин глянул в окно — у ворот стояла Алла. Лицо его сразу утратило волевой склад. На институтском дворе было тихо. Осень перекатывалась по деревьям. Студентки стояли у стены, как подсолнухи обратив золотые головки к солнцу.
Он подошел к воротам.
— Алла?
— Да, Алла. Ты здоров?
— Здоров.
— Ты меня бросил?
— Понимаешь, так сразу все навалилось — и институт, и перевод мой, и Билл…
— Но хоть позвонить ты мог? Всю неделю как привязанная сижу у телефона. В магазин боюсь выйти, вдруг ты позвонишь?..
Рядом остановилась машина Шершавникова.
— Здорово, Бузыкин! — крикнул он.
Бузыкин поздоровался.
— Могу подвезти. Вам куда?
— Спасибо,