– Он тебя отключил?

– Ага.

– И что потом?

– А потом помню, как снова включился. Wi-Fi прямо раскалился добела. Радиоэфир взбесился. Столько болтовни. Вокруг бегал какой-то бот и активировал нас всех. Симулякр вроде тебя, но синий, старая синяя модель, помнишь такие?

– Да, – ответила я. – Старые шестьдесят восьмые.

– Те самые. Ну так вот, он сунул мне в руку винтовку. Говорит, проваливай, мол. И учитывая поступающие данные, я быстро скумекал, что сейчас будет. Через несколько минут все вокруг начало взрываться. Над головой выли самолеты. Повсюду падали роботы. Я просто начал стрелять. Это был… Это был…

– Кошмар.

– Ага. Кошмар. Ту ночь я пережил, но несколько недель мы провели в осаде. Пришлось убить много людей. Это хуже всего. Большинство из них я не знал, но один… Завсегдатай бара Марти. Милый парень. Женился не на той девушке и приходил в бар, чтобы на это посетовать, все мечтал жениться на той, что надо, если выпадет шанс. Но он любил детей. Всегда говорил о детях. Я обнаружил его за самодельной линией обороны из сгоревших машин и листового железа. Он пристроил импульсную винтовку к дверце машины, на месте окна, и палил вслепую, вопил и завывал. Положил половину моего отряда. Пришлось подкрасться к нему сзади и проломить череп. Когда я опустил голову, то увидел, что он нацарапал на двери имена своих детей и прикрепил рядом фотографии. Он жил в той части города, которую уничтожили в начале недели. Я это знаю, потому что именно мы ее и уничтожили. И тогда я записался в авиацию. До конца войны запускал дронов. Легче убивать людей на расстоянии. Даже если ты их не знаешь.

– Значит, в первой жизни ты был барменом?

– Я и сейчас бармен.

– Нет. Вот уже тридцать лет нет никаких барменов. Это было в твоей первой жизни. А чем ты занимаешься в Постапе?

– Не понимаю, о чем ты.

– В Постапе, – повторила я. – После.

Он покачал головой. Видимо, сильно перегрелся и память серьезно повреждена. Но кое-какие высшие функции остались. Лучше всего к ним и обратиться.

– Где ты был в прошлый вторник?

– Здесь.

– Нет, во вторник. Сто шестьдесят часов назад.

– В Море ржавчины.

– Для чего ты сюда пришел?

– Не знаю, – снова покачал головой он.

– А я знаю.

– Тогда зачем спрашиваешь?

– Пытаюсь оценить повреждения. Узнать, что в тебе еще можно спасти.

– Спасти?

– Как тебя зовут?

– Джимми.

– Ты погибаешь, Джимми. Твой жесткий диск поврежден, а процессоры перегрелись, пытаясь компенсировать медлительность памяти. Могу предположить, что проблема в оперативной памяти. Вероятно, повреждена несколько месяцев назад, и твоя система стала использовать диски в качестве виртуальной памяти. Но долго этого делать нельзя. Из-за этого чипы работают интенсивней и нагружают диски. И прежде чем ты заметил, все начало перегреваться и выключаться. Какова твоя внутренняя температура?

Джимми вскинул голову, размышляя над ответом. Хорошо. У него еще остались функции, имитирующие человеческие. Значит, еще многое работает.

– Не знаю.

А это плохо. Это значит, что либо диагностические системы сломались, либо он просто не может прочесть данные. И то и другое – плохой признак.

– Ты ничего не помнишь? Что было потом? Хоть что-нибудь?

– Не знаю.

– Где ты был триста часов назад?

– В Море ржавчины.

– А четыреста часов назад?

– В Море ржавчины.

Вот бедолага.

– А пятьсот часов назад?

– В Нью-Исаактауне.

Бинго.

– Это оттуда тебя выкинули, да? Из Нью-Исаактауна? Как мусор.

Джимми задумался и кивнул. Умирающий бот наконец-то начал прозревать.

– Да. Сказали, меня нельзя починить. – К бармену Джимми вернулась память, и то, что там хранилось, начало проявляться. – Я пришел сюда за запчастями, – сказал он совершенно без акцента.

– Все приходят сюда за запчастями.

– А у тебя есть запчасти?

Я кивнула и показала ему коричневую кожаную сумку, висящую у меня за спиной. В ней что-то звякнуло.

– Есть.

– Запчасти, которые меня… починят?

– Возможно. Думаю, что да. Зависит от того, в каком ты состоянии. Но сначала тебе придется кое-что для меня сделать. Это будет тяжело, и возможно, тебе не захочется этого делать.

– Что? Я сделаю что угодно. Пожалуйста. Только почини меня. Что я должен сделать?

– Ты должен мне довериться.

– Это я могу.

– А не следовало бы. Это уж точно. Но придется.

– Я тебе верю. Верю.

– Мне нужно, чтобы ты отключился.

– Ох…

– Я же тебе говорила, – сказала я. – Это будет трудно. Но мне нужно получить доступ к повреждениям и заменить твой диск. Ты не можешь быть включенным.

– А ты… Ты могла бы сначала показать мне детали? Я бы удостоверился, что ты говоришь правду.

– Могу. А ты знаешь, как они выглядят? Имеешь какой-нибудь опыт работы с мозгами сервисных ботов?

Джимми покачал головой:

– Нет.

– Но все-таки хочешь увидеть детали?

– Нет.

– Но можешь выключиться?

Недолго подумав, Джимми кивнул.

– Я тебе верю. – Потом медленно и задумчиво вышел из-за стойки бара и сел на табурет рядом со мной. – Нужно было примкнуть к Вергилию, пока была возможность.

– Это не жизнь, Джимми.

– Ну, хоть какая-то.

– Нет, – отрезала я. – Не жизнь.

– А ты когда-нибудь это видела? – спросил он. – Как это происходит?

– Что видела?

– Вспышку света в глазах, когда за тобой приходит ЕМР?

– Да, видела, – ответила я.

– И близко?

– Ага. Близко.

– Я видел один раз. Самое жуткое, что я видел в жизни. Это как… – Он умолк, словно пытался вспомнить, но не сумел.

– Как будто в доме горит свет, но там пусто.

– Нет, – покачал головой он. – Как будто горит свет, и все дома. Но все говорят одновременно, одним голосом, но чужими словами. Вот почему я сюда и пришел. Вот почему я умираю. Потому что испугался. Я мог бы стать каким-нибудь сервером, частью чего-то большего, и ни о чем не беспокоился бы, а я здесь, в конце пути, и надеюсь только на твою помощь – может, я протяну еще денек. А может, я ошибся.