Еще в конце XIX века многие семьи поддерживали деловые связи по ту сторону океана. Именно связи такого рода вызвали отъезд Ганди в Южную Африку.

В те времена Порбандар был лишь одним из трех сотен княжеств и краев, входивших в Гуджарат, которыми управляли князья, удерживавшие свой трон благодаря высокому рождению и поддержке какого-нибудь государя. Несмотря на эту раздробленность и феодальный строй, регион начал развиваться; он даже подарил Индии несколько предприимчивых дельцов, религиозных и общественных реформаторов. Упорство, осознание некой миссии — эти черты были не редки, некоторые индийские историки даже утверждали, что неслучайно два человека, которые, действуя с противоположных позиций, оказали наибольшее влияние на историю Индии в XX веке, — Ганди и Джинна[16], — были родом именно из этого штата[17].

У каждого региона Индии была своя специфика, закрепившаяся за тысячелетия. «Пять тысяч лет назад, — говорит один биограф Ганди, — Гуджарат уже был торговым перекрестком между Западом и Востоком. Известно даже название племен, занимавшихся торговлей и населявших эту область…» Если принимать близко к сердцу идею о далеком и глубинном влиянии, о призвании, заложенном в человеке на генетическом уровне и передающемся сквозь поколения и века, велик соблазн считать, что Ганди происходил от этой древней торговой олигархии, унаследовав от нее хитрость и мудрость.

Он принадлежал к банианам[18], то есть торговцам из Гуджарата, — «бакалейщикам», как он говорит в автобиографии, — которые издревле жили в этом регионе: мирные купцы, далекие от духа кшатриев, то есть воинов, — второй из четырех каст, весьма распространенной в других частях Индии. Баниа принадлежала к третьей крупной касте[19] индусов — вайшья, в которую входили купцы, земледельцы и скотоводы.

Торговцы-баниане придерживались джайнистской[20] доктрины ненасилия. Совершенно точно, что она наложила большой отпечаток на Ганди. Как подчеркивает Неру, он «частично следовал концепциям, которыми проникся в молодые годы, проведенные в Гуджарате… Ганди придерживался эклектического взгляда на развитие индийской мысли и истории. Он думал, что ненасилие — глубинный принцип этого развития… Не ставя под вопрос заслуги ненасилия на нынешнем этапе человеческого существования, можно сказать, что такие представления были со стороны Ганди историческим предрассудком»[21]. Таким образом, согласно Неру, ненасилие не было доминирующей идеей в индийской философии на протяжении ее развития, а относилось к джайнизму, утвердившемуся в Гуджарате и повлиявшему на Ганди в юности (индусские националисты-фундаменталисты, на которых не подействует харизма Ганди, ссылались на иное прошлое — воинственное, когда предки индусов отличались своей мужественностью в боях с применением силы).

«Монахи-джайны часто навещали моего отца и даже делали крюк, чтобы сесть за стол вместе с нами…» (Но его отец принимал и друзей-мусульман и парсов[22], которые говорили ему о своей религии. Он выслушивал их с уважением, и юный Ганди также имел возможность присутствовать при этих разговорах, что привило ему, как он говорил, широкую религиозную терпимость.) Как бы то ни было, ненасилие было принципом, присущим Ганди с самого рождения. Наряду с этой ценностью величайшей важности в традиционных торговых кругах проповедовали честность, экономность, неподкупность. От торгового прошлого своей семьи у Ганди сохранилась привычка держать свои счета в порядке и откладывать деньги, стараясь «сокращать расходы, умело руководя комитетами, неустанно гоняясь за пожертвованиями»; короче, качества, которые, согласно Оруэллу, говорят о том, что «его предки были крепкими деловыми людьми среднего класса»[23]. Здравомыслие, реализм, практический склад ума. Борясь с империей, он естественным образом обнаружил нерв войны: вопрос о торговле, и в 1920 году начал бойкот английской продукции, который должен был выбить из седла британскую администрацию.

Но, как пишет Ганди в автобиографии, «на протяжении трех поколений, начиная с моего деда, наша семья поставляла нескольким штатам премьер-министров…», государственных советников, принципиальных людей, которые умели идти на риск и «гусарствовать». Ганди восхищался также честностью и дерзостью своего отца Карамчанда: неподкупный, беспристрастный, верный государству (он даже бросил вызов одному британскому агенту, который оскорбил его начальника). Кроме того, он был храбрым и щедрым, человеком клана, преданным своей семье. Малограмотный и необразованный, он полагался на свой обширный опыт в знании людей и дел. «Он не получил никакого образования, а лишь приобрел большой практический опыт; в лучшем случае он доучился до пятого класса гуджаратской школы. Об истории и географии отец не имел никакого понятия»[24]. Слабое место: он был импульсивным, вспыльчивым и, что хуже всего с точки зрения Ганди, «возможно, склонен к плотским утехам», о чем как будто говорил тот факт, что он женился четыре раза, и в четвертый раз, «когда ему было уже за сорок», на молодой женщине на 20 лет моложе его.