Следующая по очереди комната оказалась домашним кинотеатром с плоским экраном шириной в добрых два метра, матовыми черными колонками, восемью вращающимися стульями, обитыми красным вельветом, и лампами на шарнирах. Домашний кинотеатр – непременный атрибут новых русских, словно все они еще и актеры. Аркадий мельком просмотрел видеотеку – фильмы от Эйзенштейна до боевиков с участием Джекки Чана. В видеомагнитофоне кассеты не было, а в мини-холодильнике стояли только початые бутылки шампанского «Мюэт».

В гимнастическом зале тянулись окна во всю стену, пол был устлан матами, на кронштейнах покоились штанги и похожее на катапульту спортивное устройство. Над велотренажером висел телевизор.

Кабинет Иванова представлял собой футуристический кубрик из стекла и нержавеющей стали. Тут все было под рукой: монитор и принтер на столе, системный блок с открытым дисководом для CD на полу, рядом пустая корзина для мусора. На столе – «Уолл-стрит джорнал» и «Файнэншл таймс», сложенные аккуратно, как в типографии. Работал канал Си-эн-эн – бегущая строка с рыночными котировками, чуть слышно вещающий диктор. Скорее всего приглушенный звук был лишь фоном. Одинокому человеку необходимо рядом присутствие хотя бы вот такого виртуального компаньона, пусть даже он и запретил появляться здесь своей любовнице и особо приближенным сотрудникам. Аркадию не верилось, что он самым первым из сотрудников прокуратуры проник в «НовиРус». Позорно, что этим человеком стал именно он. Вывод напрашивался только один: самое большое его умение состоит в расследовании, кто кого замочил. Ухищрения деловых мошенников были для Аркадия в новинку, и он стоял перед монитором, как наткнувшаяся на огонь обезьяна. По существу, на расстоянии вытянутой руки могли находиться интересующие его ответы. Имена тайных партнеров из министерств, которые поддерживали Иванова и покровительствовали ему, номера их счетов в оффшорных банках. Теперь уже не встретишь багажников, набитых долларовыми банкнотами. Это больше не срабатывает. Нет никаких бумаг. Деньги плывут по воздуху и исчезают.

А вот Виктор, сыщик с улицы, в конце концов принял это как данность. Это был невыспавшийся человек в прокуренном свитере. Он показал Аркадию полиэтиленовый мешочек, в котором находилась солонка.

– Лежала прямо под Ивановым. А может, она там и валялась еще до того, как он спланировал? Зачем прыгать из окна с солонкой?

Бобби Хоффман перебил Виктора:

– Ренко, лучшие хакеры в мире – русские. Я закодировал и запрограммировал жесткий диск Паши на самоуничтожение при первой же попытке взлома. Иначе говоря, не тронь дерьмо.

– Вы были компьютерщиком Паши и его бизнес-советником? – уточнил Аркадий.

– Я делал то, что он просил.

Аркадий нажал на клавишу дисковода. Тот открылся, выдав серебристый диск. Хоффман вернул дисковод в прежнее положение.

– Должен также сказать, что компьютер и все находящиеся здесь диски являются собственностью «НовиРуса». Вы чуть было не совершили правонарушение. Следовало бы знать здешние законы.

– Мистер Хоффман, не вам напоминать мне о российских законах. Вы были вором в Нью-Йорке, и здесь вы тоже вор.

– Нет, здесь я консультант. Я посоветовал Паше не беспокоиться насчет вас. Имеете ученую степень в бизнесе?

– Нет.

– В праве?

– Нет.

– В банковском деле?

– Нет.

– Тогда вам здорово везет. Американцы последовали за мной с целой командой неутомимых юристов, выпускников Гарварда. Думаю, Паша их сильно боялся. – Аркадий не ожидал такой агрессивности от подавленного Хоффмана. – Почему вы не считаете случившееся самоубийством? Что-то не так?

– Я этого не говорил.

– Но ведь что-то вас беспокоит.

Аркадий подумал и сказал:

– В последнее время ваш друг не был прежним Пашей Ивановым, верно?

– У него могла быть депрессия.

– За последние три месяца он дважды совершал поездки. Люди в состоянии депрессии не разъезжают, они сидят на месте. – Депрессия оказалась предметом, о котором Аркадий кое-что знал. – Мне кажется, он боялся.

– Боялся чего?

– Вы находились рядом с Пашей и поэтому должны знать его лучше меня. В квартире все на своих местах?

– Не знаю. Паша не впускал нас сюда. Рина и я не были в квартире целый месяц. Если бы вы вели следствие, то что бы искали?

– Понятия не имею.

Виктор пощупал рукав куртки Хоффмана.

– Хорошая замша. Наверное, стоит целое состояние.

– Это Пашина. Я как-то восхитился этой курткой, и он всучил ее мне. Причем не делал вид, словно она у него последняя, – он был щедрым.

– Сколько у него еще курток? – спросил Аркадий.

– По меньшей мере двадцать.

– И костюмы, туфли, белые тенниски?

– Конечно.

– Я видел одежду в углу спальни. А вот шкафа не видел.

– Я покажу вам, – вмешалась Рина. Сколько времени она уже стояла рядом с Виктором, Аркадий не заметил. – Я занималась дизайном этой квартиры.

– Очень милая квартирка, – похвалил Аркадий.

Рина испытующе поглядела на него, явно не веря в его искренность, потом повернулась и нетвердо, опираясь рукой о стену, направилась в спальню. Аркадий не удивился, когда Рина, толкнув стенную панель, которая щелкнула, открыла большой шкаф, залитый ярким электрическим светом. Костюмы висели слева, брюки и куртки справа, некоторые еще совсем новые, с ярлычками самых известных марок – в основном итальянских. Галстуки держались на обруче из желтой меди. Ящики с аккуратно сложенными рубашками и майками, ряды обуви. Одежда висела по нисходящей – от плюшевого кашемира до повседневных хлопчатобумажных рубашек, и все в шкафу было в идеальном порядке, кроме треснувшего высокого зеркала и горы блестящих кристаллов на дне шкафа.

Заглянул прокурор Зурин:

– Что нового?

Аркадий лизнул палец, чтобы подцепить крупинку, и тут же сунул его в рот.

– Соль. Обычная соль.

По меньшей мере килограммов пятьдесят соли покрывали дно шкафа. Соляная гора была округлой и с двумя четкими углублениями.

– Признак душевного расстройства, – объявил Зурин. – Логика отсутствует. Поступок отчаявшегося человека перед самоубийством. Что-нибудь еще, Ренко?

– Соль была и на подоконнике.

– Еще соль? Бедняга. Бог знает, что творилось в его голове.

– Что вы об этом думаете? – обратился Хоффман к Аркадию.

– Самоубийство, – констатировал Тимофеев из холла, прикрывая рот платком.

– Так или иначе, Иванов мертв, – внятно произнес Виктор. – Моя мать вложила все свои деньги в один из его фондов. Он обещал сто процентов прибыли за сто дней. Она потеряла все, а его выбрали «Новым русским года». Если бы он находился сейчас здесь и был жив, я выпустил бы ему кишки или удавил.