Горячее восхищение, даже боготворение, изведанное ими вначале, сменилось ненавистью к ним, когда они были изгнаны из Святой Земли. Стали раздаваться голоса недоброжелателей, распалявшихся алчной завистью к их владениям. Но они отказывались слушать этот ропот толпы или же пренебрегали ею. Оставшись теми же, что и в свои первые дни, разве могли они постичь, что мир, некогда породивший их, отрекся от возвышенного и уже непохож на себя, а старинный рыцарский идеал, отжив свое, превратился в карикатуру?

Могущество Ордена, его богатство не переставали беспокоить правителей. Как они могли использовать рыцарей Храма, после того как Иерусалим был безвозвратно потерян? Надо было найти ответственного за это поражение Запада. Филипп Красивый и его подручные прибегли к коварному ухищрению, ложно вменив в вину тамплиерам неумелые действия, преступления и пороки. Недостатка в сообщниках у них не было: это и прелаты, затаившие вражду к Ордену, и клирики, давно уже снедаемые страстным желанием возвратить себе десятины, коими пришлось им пожертвовать, и сам папа, до своего избрания натерпевшийся от интриг того же короля. Филипп Красивый, возможно, и был наделен своеобразным величием, но, являясь при этом фальшивомонетчиком и притеснителем евреев по необходимости, он наиболее полно воплотил в себе антикрестоносное начало. Напротив, Орден тамплиеров олицетворял собою все, что королю было ненавистно: независимость, бескорыстие, героическую готовность идти на риск, приоритет веры. Вполне логично, что Филипп и сделал из него козла отпущения. Мастерски проведенный им процесс, признания узников, вырванные под пытками его палачами или же вытянутые обманными обещаниями, чередовавшимися с угрозами и показом мучений, причинявшихся их братьям, ни в коей мере не омрачили славу тамплиеров и не запятнали их историю. С тех пор, а особенно в наше время, множество авторов, несмотря на заверения в приверженности правде, вновь и вновь проводили процесс над ними. Они не задавались вопросом, пострадали ли храмовники безвинно, а спрашивали, в чем и в какой мере была их вина. Пренебрегая сделанным тамплиерами, они неустанно записывали на их счет главные обвинения, придуманные в окончательной редакции Филиппом Красивым и его легистами. Тем самым они лишь усилили подозрения, брошенные на Орден беззаконной процедурой, и сгустили окружавшую его атмосферу недоброжелательства.

И тем не менее нет необходимости прибегать ни к эзотерике для оправдания соблюдения тайны капитулами, впрочем, характерного для всех религиозных организаций, ни к алхимии для обнаружения богатств тамплиеров! Нет недостатка в картуляриях, позволяющих с точностью проследить деятельность Ордена на протяжении многих лет: дарственных, купчих и меновых грамот, ссудных контрактов, банковских реестров, сделок и арбитражных решений, прекращавших неизбежные тяжбы, связанные с управлением разбросанными по большой территории имениями и получением самых разных прав.

Устав Ордена, в своих последующих редакциях расширяющий и уточняющий начальные положения, неизбежно имевшие несколько общий характер, достаточно ясно представляет жизнь тамплиеров в мирное время и во время войны, в командорствах как Востока, так и Запада. Подробно освещены как выборы магистра, так и пострижение в монахи простого рыцаря или служащего брата, религиозные обязанности и дисциплина организации, неукоснительно соблюдавшаяся вплоть до финальной трагедии.

Описи, составленные синдиками Филиппа Красивого, псевдохранителями богатств Ордена, ожидавшими передачи папой прав на них королю, или, вернее, ликвидаторами этих богатств в пользу королевской казны, не менее поучительны. Действительно, они упоминают скот, имевшийся в командорствах, запасы зерна и фуража, провиант, бочки пива и вина, сельскохозяйственный инвентарь, кухонную утварь, жалованье слуг и обязанности каждого из них и даже содержимое сундуков и церковное облачение.

Наконец, из хроник того времени, написанных как стихами, так и прозой, как по-латыни, так и на старофранцузском языке, можно почерпнуть сведения для сопоставления и проверки основных фактов, что позволяет составить представление о том, какой репутацией пользовались тамплиеры, а также обнаружить тут и там первые проявления будущего соперничества и зародыши клеветы, приведшие к гибели рыцарей Храма.

Устав Ордена тамплиеров, положенный в основу настоящего исследования, все же нуждается в нескольких предварительных замечаниях. Он состоит из четырех хронологически отдаленных друг от друга частей: «Первоначальный Устав», одобренный собором в Труа в 1128 году, и его перевод на французский язык, выполненный около 1140 года и включающий в себя несколько вариантов; «Дополнения», представляющие собой сборник правил и обычаев Ордена (около 1165 года); «Иерархические статуты», регулировавшие главным образом церемонии (1230–1240); наконец, «Уложения», посвященные дисциплине (проступкам, мерам наказания, примерам из судебной практики) и обычно датируемые 1257–1267 годами. Как уже отмечалось выше, «Дополнения», «Статуты» и «Уложения» включают в себя элементы «Первоначального Устава». Они его развивают, комментируют и даже модифицируют с очевидным намерением адаптировать к изменившейся обстановке, дабы повысить эффективность его применения. При этом остается неизменным, за редкими исключениями, дух Устава. Все перечисленные документы в совокупности образуют настоящий кодекс, но только обычного права, можно сказать, не застывшего в абстрактных формулировках, а, напротив, пребывающего в состоянии непрерывной эволюции, толкового и живого. Ибо храмовники, кажущиеся немного «Дон Кихотами Христа» из-за избытка собственной мечты, сохранили практический ум, умели в то же время быть и организаторами, не имевшими себе равных. Их величие и основывалось, несомненно, на дуализме: монахи, но вместе с тем и солдаты, герои, но и расчетливые люди, мученики за веру, но и арендаторы и т. д. Эту двойственность, возможно, отражает рисунок орденской печати, где изображены два рыцаря, в шлемах и с копьями наперевес, на одной лошади: духовный и мирянин, добытчик и Божий простец верхом на одном коне, в сущности, ведущие одну и ту же борьбу, но разными средствами, преследующие одну и ту же цель и под тем же самым девизом: «Non nobis, Domine, non nobis, sed tuo nomini da gloriam!» («Не нам, Господи, не нам, но имени твоему ниспошли славу!»).

Первый Крестовый поход, с проповедью которого выступил в 1095 году папа Урбан II, встретил широкую и восторженную поддержку. Этот успех объяснялся по-разному применительно к различным социальным слоям. Для простого люда, падкого на чудеса и одушевленного слепой верой, принятие креста вело к обретению райского блаженства наиболее верным путем — через освобождение Святой Земли. Некоторым же, о чем нельзя не сказать, это предоставляло возможность избежать судебного преследования или избавиться от кредиторов. Были и такие, кому участие в Крестовом походе позволяло освободиться от стесняющих условий общества с его структурами, уже ставшими слишком жесткими для того, чтобы родившийся в более низком сословии мог, пребывая в здравом рассудке, надеяться подняться по сословной лестнице, по крайней мере сделаться человеком Церкви. Наконец, Крестовый поход, в котором все перемешалось, временами противореча даже законам Творения, позволял отдаться влечению к новизне, пойти навстречу неведомому, открывать новые города и видеть новые лица. Люди той эпохи, несмотря на свою кажущуюся наивность, конечно же, не были наделены психикой менее многогранной и менее богатой, нежели наша — скорее наоборот!