Задранный кверху хвост самца антилопы мотался из стороны в сторону. Царь скакал уже по следу быка, по черным лункам, оставленным острыми копытами. Борзые, рассыпавшись веером, стелились над зеленью поля, отстав лишь на дюжину прыжков.

До берега Великона оставалось не больше четверти мили. Если бык успеет прыгнуть в воду (и не станет добычей крокодилов), он – спасен. Луков и арбалетов у охотников не было: не добыча важна – погоня!

Фаргал крепко стиснул коленями бока лошади и, откинувшись назад, занес для броска короткое охотничье копье…

И вдруг рыжая гривастая шея резко нырнула вниз. Удар подбросил Фаргала вверх, царь почувствовал, что летит, а потом земля внезапно возникла совсем рядом, древко с хрустом переломилось, царь ударился плечом, дважды перекувырнулся через голову, услышал странный треск и лишь мигом позже ощутил острую боль в бедре. Оглушенный, плохо соображающий Фаргал приподнялся и уставился на обломок копья, глубоко вонзившийся в его правую ногу повыше колена.

Белая стремительная борзая пронеслась мимо, не обратив внимания на упавшего человека. Из груди ее вместе с дыханием вырывался высокий стонущий звук.

С момента падения прошло лишь несколько мгновений.

Мир вокруг Фаргала перестал наконец вращаться, царь обернулся и увидел свою лошадь. Она уже поднялась на ноги и как ни в чем не бывало потрусила за собаками.

Фаргал взялся двумя руками за обломок копья и рывком выдернул его из раны. По опыту царь знал: сейчас не так больно, как будет часом позже. Зажав рану ладонью, царь проводил взглядом охотников. С визгом и криками они пронеслась мимо, плюща копытами лошадей нежные побеги ячменя. Азарт погони и дух соперничества были для аристократов Карнагрии поважней, чем упавший с лошади Император.

И только один из всадников развернул коня к Фаргалу.

Подскакав к сидящему на земле царю, всадник ловко соскочил наземь. У него было широкое, смуглое, почти черное лицо с ярко-синими глазами: сочетание, безошибочно указывающее на уроженца Священных островов Сок.

– Во имя Ашшура! – воскликнул синеглазый.– Только такая несгибаемая шея, как у тебя, мой царь, способна выдержать подобный кувырок! Когда кобыла споткнулась, я подумал: придется Карнагрии подыскивать нового Императора!

– И был не далек от истины, Люг! – пробормотал Фаргал.– Перевяжи-ка мне ногу!

Две самые быстрые борзые настигли быка и одновременно попытались ухватить его за ляжки. Бык прыгнул в сторону – и третья борзая повисла у него на шее. Бык смахнул ее резким рывком головы и остановился, обратив к преследователям длинные прямые рога. До реки оставалось не больше ста шагов, но антилопе никогда уже не достичь спасительных вод.

Собаки окружили быка, лая, но не спеша нападать. Бык, хрипя, вертелся на месте. Время от времени он набрасывался на самую дерзкую, поэтому круг не сужался. Борзые сделали свое дело – остановили. Пусть теперь другие подставляют себя под удары острых рогов.

Сокт, опустившись на корточки рядом с царем, наложил жгут, а затем туго перевязал рану Фаргала, поверх штанов, собственным шелковым поясом. Двое Алых, телохранителей Императора, спешились, ожидая распоряжений. Третий отправился ловить айпегскую кобылу.

– Ну скажи мне, Люг, с какой стати эта тварь споткнулась на ровном месте? – раздраженно произнес царь.

Сокт пожал плечами.

– Ты жив,– заметил он.– И кости твои – целы. По-моему, все обошлось, и не стоит зря ломать голову. Споткнулась – и ладно! Тем более что кобыла не пострадала!

– Что ей сделается, айпегской бестии! – проворчал Фаргал, успокаиваясь.

Тем временем охотники прикончили антилопу и вспомнили о своем Императоре.

К этому времени кобыла уже была изловлена, и Фаргал, с помощью Алых, кое-как взобрался в седло.

Нестройной толпой всадники двинулись в сторону Великондара. Они весело переговаривались. В конце концов, охота была удачной!

На берегу реки свора, рыча и огрызаясь, пожирала убитую антилопу. Для изысканной карнагрийской знати жесткое мясо быка было ничуть не съедобней дерева.

Примерно в миле от ячменного поля охотников ожидал отряд царской стражи. Фаргала сняли с коня и уложили в крытые носилки. Спустя два часа кавалькада выехала на прямую, как стрела, Дорогу Шаркара, а еще через час впереди показались желтые стены Великондара, тысячелетней столицы Карнагрии. Выше стен поднимались причудливые крыши дворцов Верхнего города, и надо всем царил огромный многобашенный Императорский дворец. Во всем Великондаре один лишь узкий стреловидный шпиль храма Ашшура соперничал с ним высотой.

Кавалькада въехала в город через Восточные ворота.

На краю ячменного поля царская свора покончила с убитым быком, и псари увели отяжелевших от мяса собак.

Только тогда трое поселян-арендаторов вышли из своего тростникового домика, чтобы оплакать горькие плоды царской охоты. Но они тут же спрятались вновь, потому что, едва поле опустело, из лесу выехал всадник. Хорошего роста и сложения, полностью вооруженный, он восседал на жеребце редкой в Карнагрии самерийской породы.

Звали всадника Карашшер.

Подъехав точно к тому месту, где с Императором Карнагрии случилось досадное происшествие, Карашшер свесился с седла и подхватил с земли глиняную фигурку всадника. Кожаный ремешок оплетал ноги лошадки и завершался петлей на шее человечка. Всадник положил фигурку в суму – не в седельную, а в ту, что была приторочена к его поясу, собранному из серебряных с насечкой пластин. Из сумы же Карашшер достал ограненный прозрачный кристалл размером с куриное яйцо. Держа кристалл на уровне глаз, всадник уставился в сердцевину кристалла. Взгляд воина на некоторое время обессмыслился. Потом губы Карашшера зашевелились, а через несколько мгновений глаза вновь обрели прежнюю остроту. Бережно спрятав кристалл, Карашшер повернул коня и рысью въехал в лес.

Войдя в столицу через Восточные ворота, чаще называвшиеся Рыбными, царская кавалькада пересекла Нижний город кварталами кожевников и кузнецов. Вонь дубилен предпочли многолюдию и жадному любопытству квартала торговцев. Следовало сохранить в тайне ранение царя. По крайней мере до тех пор, пока он не поправится. К тому же путь через ремесленные кварталы был короче.

Ехали по восьмеро в ряд, окружив царские носилки так плотно, что только с плоских крыш можно было углядеть хоть что-то. Но в такую жару на крышах никого не было.

Дома ремесленных кварталов, сложенные из коричневого обожженного кирпича, окнами обращались к тенистым внутренним дворам. На улицу выходили лишенные окон голые стены, лишь изредка украшенные рисунком или родовым именем хозяина.

Почти все здания закладывались еще восемь веков назад, во времена Шаркара-Победителя.

Младший принц соседнего государства, Эгерина, Шаркар, удачливый завоеватель, воссел на престол Карнагрии обычным путем – силой. Заручившись поддержкой карнитских родов и помощью магов-жрецов Аша, Шаркар перешел реку Карн, естественную границу Карнагрии и Эгерина.