Молодая тигрица, огромная, с мощными формами, с оранжевой шкурой в темную полоску, неслышно ступая, вышла из хижины и уставилась на хозяина желтыми глазами. Следом за ней появился черный пес, рослый, с острыми стоячими ушами и в толстом железном ошейнике, утыканном остриями.

— Дарма! Пунти! — повторил Тремаль-Найк.

Тигрица подобралась, издала глухое ворчание и одним огромным прыжком оказалась у ног хозяина.

— Что с тобой, Дарма? — спросил он, проводя руками по мощной спине зверя. — Ты беспокоишься?

Собака тоже подошла к хозяину. Она вытянула голову к югу, чутко понюхала воздух и коротко пролаяла три раза.

— Неужели с Хурти и Агуром случилось несчастье? — с беспокойством прошептал охотник на змей.

— Боюсь, что да, хозяин, — сказал Каммамури, бросая испуганные взгляды на джунгли. — Они должны быть уже здесь, но не дают даже знать о себе.

— Ты не слышал выстрелов в течение дня?

— Слышал около полудня, а потом ничего.

— С какой стороны?

— С юга, хозяин.

— Ты не видел там ничего подозрительного?

— Нет, но Хурти говорил, что видел какую-то человеческую тень на берегу острова Раймангал, а Агур слышал странные шумы, исходящие из священного баньяна.

— Ах из баньяна! — воскликнул Тремаль-Найк.

— Да. Но что же мы будем делать, хозяин?

— Ждать.

— Но они могут…

— Тихо! — сказал Тремаль-Найк, сжав ему с силой руку.

— Что ты услышал? — прошептал маратх, замерев.

— Смотри туда: тебе не кажется, что бамбук колышется?

— И правда, хозяин.

Пунти еще раз глухо залаял, и тут же снова послышались таинственные звуки рамсинги. Тремаль-Найк вырвал из-за пояса длинный, богато украшенный серебром пистолет и взвел курок.

В этот миг из зарослей бамбука выскочил высокий полуголый индиец с топором в руке и, сломя голову, бросился к хижине.

— Агур! — в один голос воскликнули Тремаль-Найк и маратх.

Пунти с жалобным воем кинулся ему навстречу.

— Хозяин!.. Хо… зяин! — прохрипел индиец.

В два прыжка он оказался перед хижиной, но тут зашатался, обессиленный, и, закатив глаза, рухнул на траву, как подкошенный.

Тремаль-Найк бросился к нему.

Индиец казался умирающим. На губах у него пузырилась кровавая пена, лицо было разодрано и залито кровью, глаза, выкаченные из орбит, страшно расширились; он задыхался и хрипло дышал.

— Агур! — воскликнул Тремаль-Найк. — Что случилось? Где Хурти?

Агур испустил яростный крик, похожий на стон, и ногти его яростно впились в землю.

— Хозяин… хо-зяин! — прохрипел он с глубоким ужасом.

— Продолжай.

— Задыхаюсь… я бежал… ах хозяин!

— Может, его отравили? — прошептал Каммамури.

— Нет, — сказал Тремаль-Найк. — Бедняга бежал, как лошадь, и задохнулся; через несколько минут он придет в себя.

В самом деле, понемногу Агур начал приходить в себя и задышал свободнее.

— Говори, Агур, — сказал Тремаль-Найк через несколько минут. — Почему ты вернулся один? Что случилось с твоим товарищем?

— Ах хозяин, — дрожа, пробормотал индиец. — Какое несчастье! Если бы вы видели этого беднягу… там, распростертого на земле, окоченевшего, с глазами, вылезшими из орбит…

— Кого?.. Кого?..

— Хурти!

— Хурти мертв! — вскричал Тремаль-Найк.

— Да, его убили у подножия священного баньяна.

— Но кто убил его? Скажи мне, я пойду и отомщу за него.

— Я не знаю, хозяин.

— Расскажи все по порядку.

— Мы отправились выслеживать большого тигра. В шести милях отсюда мы обнаружили зверя. Хурти ранил его, но тигр ушел к югу. Мы преследовали его два часа и нагнали на берегу, напротив острова Раймангал. Но убить его нам не удалось. Едва завидя нас, он бросился в воду и перебрался на остров у подножия большого баньяна.

— Хорошо, а потом?

— Я хотел вернуться, но Хурти решил, что раз тигр ранен, то это легкая добыча. Мы переплыли реку и выбрались на берег Раймангала, а там разделились, чтобы обследовать окрестности.

Индиец остановился, стуча зубами от страха, не в силах продолжить свой рассказ.

— Спускался вечер, — снова начал он, собравшись с силами. — Под деревьями сгустилась тьма, вокруг царило мрачное молчание, которое внушало ужас. Вдруг громкий звук, звук рамсинги, разорвал тишину. Я оглянулся вокруг, и мои глаза встретились с чьим-то пристальным взглядом. Человек этот прятался шагах в двадцати от меня, за кустом.

— Кто это был? — воскликнул Тремаль-Найк. — Говори, Агур, говори.

— Мне показалось, женщина.

— Женщина!

— Да, я уверен, что это была женщина.

— Красивая?

— Было слишком темно, чтобы я мог отчетливо рассмотреть ее.

Тремаль-Найк приложил руку ко лбу.

— Женщина, — повторил он еще раз. — Там женщина? А что, если это мое видение?.. Продолжай, Агур.

— Она смотрела на меня несколько мгновений, потом протянула руку, приказывая немедленно уходить. Удивленный и испуганный, я послушался, но не сделал и ста шагов, как сдавленный вопль достиг моих ушей. Я сразу узнал: это кричал бедный Хурти!

— А женщина? — спросил Тремаль-Найк, весь дрожа от волнения.

— Я даже не обернулся, чтобы увидеть, что с ней. Я бросился через джунгли с карабином в руках и добрался до большого баньяна, у подножия которого увидел лежащего на спине бедного Хурти. Я позвал его, но он не ответил; я коснулся его -он был еще теплый, но сердце больше не билось в груди.

— Ты уверен?

— Вполне уверен, хозяин.

— Как он был убит?

— Я не заметил на теле никакой раны.

— Это невозможно!

— Клянусь тебе.

— И ты никого там не видел?

— Никого. И не слышал никакого шума. Я испугался; я бросился в реку, пересек ее, потеряв карабин, и кинулся в наши джунгли. Думаю, что пробежал эти шесть миль на одном дыхании, так я был напуган. Бедный Хурти!

Глубокое молчание последовало за рассказом индийца. Тремаль-Найк с мрачным и взволнованным видом принялся расхаживать у костра, склонив голову на грудь, нахмурив лоб и скрестив руки на груди. Каммамури, объятый ужасом, сидел неподвижно, обхватив голову руками. Даже пес перестал жалобно выть и улегся рядом с Дармой.