Помня о предостережениях дяди, Аладдин ни к чему не прикасался. Восхищённо озираясь, он дошёл по тропинке до мраморной террасы. Там, как он и ожидал, висела лампа.

Аладдин снял её с крюка, вылил масло и, уже собравшись в обратный путь, подумал: «Жалко уходить, не осмотревшись как следует. В конце концов, другого случая может и не представиться».

И он внимательно оглядел террасу и увидел множество необычных вещей. Здесь, например, была клетка с охваченной огнём саламандрой. На клетке было написано что-то непонятное на языке, которого Аладдин не знал. Рядом он увидел стеклянную бутылку. В ней сидел бесёнок, и, когда Аладдин засмеялся, он зарычал от ярости и замолотил по стеклу крошечными кулачками. Под бутылкой тоже была надпись, на другом языке. Ещё там была змея, пожирающая собственный хвост: она заглатывала хвост, а её шея вытягивалась, так что длина её тела оставалась неизменной. Потом Аладдин увидел бабочку с человеческим лицом, скованную золотыми цепями не толще волоска, и не меньше дюжины разных диковин. К каждой из них имелись пояснения на разных языках: персидском, турецком, греческом и даже на диковинных наречиях вроде английского.

Наконец, Аладдин нашёл надпись, которую смог прочитать. Надпись гласила: «Тот, кто наденет меня, будет в безопасности», а рядом лежало кольцо, простое и скромное, из тусклого чёрного железа.

«Вот это точно для меня! – подумал Аладдин. – Раз уж написано так, чтобы я понял».

Искушение было слишком велико, и Аладдин надел кольцо на палец и в тот же миг услышал зов магрибинца:

– Аладдин! Аладдин!

Эхо в туннеле усиливало его голос, и казалось, что это завывает злой дух. Сунув лампу под одежду, Аладдин бросился бежать через сад, успевая, впрочем, срывать по дороге роскошные плоды и рассовывать их по карманам.

Когда он выбежал в туннель, магрибинец уже визжал от гнева, скрипел зубами и потрясал кулаками. Но, стоило ему увидеть Аладдина, как ярость утихла, выражение лица смягчилось, и он сладко улыбнулся.

– Ах, вот и ты, мой милый мальчик! Я так волновался, боялся, не превратился ли ты в чёрный камень! Ну, достал лампу?

– Да, дядя.

– Так давай её мне, давай же!

– Сначала помоги мне выбраться, дядя, а потом я отдам тебе лампу.

– Будь ты неладен! Делай, что я говорю! Лампу, мальчишка, лампу!

Но Аладдин был не дурак. Он начал подозревать неладное, ещё когда получил затрещину, а уж то, как «дядя» вёл себя сейчас, выдавало его с головой.

– Ты не мой дядя! – закричал Аладдин. – Ты колдун!

Завопив ещё громче, чем раньше, магрибинец топнул ногой и бросил горсть порошка в воздух, и в тот же миг земля задрожала и сотряслась, и ход на поверхность закрылся. Захлопнулась и дверь, ведущая в сад чудес, и несчастный Аладдин остался под землёй, как в ловушке.

Уж как он бился в лежащий сверху камень, как кричал, умоляя выпустить его! Со всех сторон его окружала тьма, а земля поглощала крики, словно вода: звуки его голоса тонули и исчезали бесследно. Рыдая от страха, Аладдин на ощупь спустился по лестнице к двери в сад, но от неё и следа не осталось. Проход заканчивался тупиком, а темнота была, хоть глаз выколи. Ни единого лучика, ни проблеска света, ни тусклого мерцания крохотного светлячка. Аладдин был погребён заживо.

Конечно, он не ошибался насчет магрибинца. Тот был вовсе не его родственником, а дервишем, учёным и премудрым. Великий знаток звёзд и астрологии, он умел гадать по руке и песку, воде и огню. С помощью таинственной магиион узнал о несметных сокровищах, хранящихся в недрах земли близ китайского города Кал-Хас, и о том, что открыть доступ к этим сокровищам может лишь юноша по имени Аладдин. Поэтому магрибинец отправился в Китай, отыскал сперва город, а потом и юношу – а к чему это привело, вы сами видели. Если бы он проявил чуть больше терпения, сейчас лампа была бы в его руках. А теперь он остался ни с чем. Неистово взревев от ярости и отчаяния, колдун бросился домой, вынашивая планы мести. Но довольно о нём.

Целых три дня провёл Аладдин под землёй. Он пробовал откопать ход наружу, но повсюду натыкался на грубый камень, и, как ни скрёб его в отчаянии, только ободрал ногти, но не продвинулся вперёд даже на шаг.

Весь в порезах и ссадинах он засыпал, а когда просыпался, его щёки были мокрыми от слёз, а вокруг ничего не менялось. Он молился, звал матушку, проклинал магрибинца всеми проклятиями, какие знал, и многими другими, которые выдумал сам, но и это не помогло. Почувствовав голод, он полез в карман за сочными плодами, которые сорвал с деревьев в волшебном саду. Но вот разочарование! Оказалось, что его карманы набиты камнями. Аладдин впал в такое отчаяние, что даже не стал их выбрасывать. Проведя три дня в мучениях, он приготовился умереть и в тоске упал на землю, сцепив пальцы рук. При этом он совершенно случайно потёр железное кольцо, которое взял на террасе. Он о нём и думать забыл.

Внезапно раздался раскат грома, и стало немного светлее. Было всё ещё очень темно, но теперь Аладдин мог хоть что-то видеть. Прямо перед ним появилось очень странное создание: с чёрной кожей, чёрной бородой и в чёрных одеждах, а его глаза полыхали, как огонь. Аладдин и видел всё благодаря свету из этих глаз, тускло мерцавшему на камнях вокруг. И вдруг это непонятное существо низко ему поклонилось.

– Я здесь, повелитель! – заговорило наваждение.

– Кто ты?

– Я – Джинн Кольца, твой раб. Ты призывал меня. Чем я могу помочь тебе?

Аладдин был так поражён, что едва мог дышать. Собравшись с духом, он всё-таки заговорил:

– Что ж, тогда приказываю вынести меня на поверхность.

Джинн поклонился и исчез. В то же мгновение земля задрожала и затряслась, и Аладдин почувствовал, что какая-то сила тащит его наверх. Миг – и он оказался под небом, на свежем воздухе. Яркий свет ослепил юношу, он заморгал и принялся тереть глаза. А когда обрёл способность видеть, узнал то самое место, куда магрибинец привёл его три дня назад. Даже пепел от костра никуда не делся.

Благословляя своё удивительное везение, Аладдин как был – усталый, грязный и голодный – бросился в город. Едва не падая от изнеможения, он добрёл до улицы Торговцев Маслом, поднялся по ступеням возле дома Шахида, Робкого поэта, и к нему бросилась мать, плача от радости.