И выговорившийся, точнее, выдохшийся Гуров, и расстроенный Попов долго сидели молча, потом Лев поднялся и сказал:

– Поеду-ка домой, Алексей Юрьевич, а то там Крячко уже, наверное, от беспокойства за меня с ума сошел. Рассказывать я ему, естественно, ничего не буду, понимаю, что информация не для его ушей, хотя лично я готов поручиться за Стаса головой.

Попов тоже встал, отряхнулся, а потом вдруг предложил:

– Лев Иванович, а не могли бы вы приехать завтра ко мне домой? Жена с дочкой и внуками к сватам отправятся, так что нам никто не помешает спокойно поговорить. Вдруг у вас или у меня новые идеи возникнут? Утро ведь вечера мудренее! К часу дня вас устроит?

– Хорошо, я приеду, – пообещал Гуров.

Стараясь не замочить обувь, он стал забираться в лодку под недовольное бухтение Степана:

– И чего драться надо было? Теперь синяк останется! Как я его жене объяснять буду?

– Нечего было под горячую руку попадаться, – извиняющимся тоном буркнул Гуров.

Попов, слушавший их перебранку с берега, попросил:

– Сынок, постарайся побыстрее вернуться, а то нас дома заждались.

– Хорошо, папа! Я мигом! – пообещал парень.

Когда они уже плыли обратно, Гуров не выдержал и заметил:

– Странно, что ты Алексея Юрьевича «папой» зовешь.

– Что чувствую, то и говорю, – сказал, как отрезал, Степан.

До Крячко, который действительно продолжал ждать Гурова на берегу, они добрались быстро. Парень высадил пассажира, лихо развернул лодку и отправился за тестем.

Лев Иванович взглянул в глаза Стаса, горящие от нетерпения, и тут же разочаровал его:

– Подробностей не будет, извини.

– Я так и знал, что этот чертов Попов опять втравит тебя в какую-нибудь авантюру! – обиженно заявил Крячко. – Не учит тебя ничему жизнь, вот что я тебе скажу! Другой бы на твоем месте стал его десятой дорогой обходить, а ты опять к тигру в пасть лезешь! Уже, можно сказать, за чертой из-за него побывал, а все никак не поумнеешь!

Гуров поспешил перевести разговор на другую тему и спросил:

– Ты уловом похвалиться не хочешь?

– Вот мне только до рыбалки было! – оскорбленно проворчал Крячко. – Пошли домой, а то меня тут комары чуть не слопали.

– Да, спать пора, – согласился с ним Гуров. – Тем более что мне завтра надо будет пораньше в Москву уехать. Дела у меня там.

– Я так и знал, что он тебя на что-то подпишет! – горестно воскликнул Стас. – В следующий раз я Степана к тебе на пушечный выстрел не подпущу. Взяли моду тебя эксплуатировать!

– Да ничего особенного, так, разминка для ума, – обтекаемо ответил Лев Иванович. – Просто консультации по очень далекой для них теме. Они же об уголовниках только из книжек знают.

– Особенно Степан, – тут же язвительно вставил Крячко, намекая на то, что прошлое у парня было очень лихим. – Уж этот точно ничего не знает! Он уголовников и в глаза-то никогда не видел! Ты, Лева, уж что-нибудь поумнее бы придумал! А если не смог сразу сориентироваться, значит, заморочил тебе голову Попов такими делами, что ты даже мне уже начал лапшу на уши вешать.

Когда они вошли в дом, жена Стаса уже спала, намаялась за день в огороде. Поэтому приятели тихонько, на цыпочках разошлись по своим комнатам.

Гуров лег на диван, но сон не шел. Он снова и снова прокручивал в уме разговор с Поповым. У него появились новые соображения по этому поводу. Получалось, что он хоть чем-то, но сможет помочь Алексею Юрьевичу.

Попытка Гурова встать утром с постели закончилась провалом. Боль в пояснице была такая, что он в голос заорал.

Супруги Крячко, прибежавшие на крик, замерли в дверях неподвижными статуями, а потом Стас осторожно спросил:

– Лева, ты чего? Это тебе такой кошмар приснился или…

– Радикулит, – простонал Гуров. – Посидел вчера на земле, и вот результат.

– Это ты не у меня сидел! – тут же взвился Крячко. – Я тебе, между прочим, старую подушку для этого дела выдал! Это ты у него на голой холодной земле сидел! Говорил я тебе: держись подальше от данного типа!

– От кого? – тут же встряла жена Стаса, отличавшаяся неумеренным любопытством, за что периодически огребала от души, причем не только от мужа, но это ее ничему не учило.

– Он знает! – раздраженно бросил Стас. – Чем с вопросами лезть, принеси, что у тебя там на этот случай заготовлено. Будем нашего болезного в вертикальное состояние возвращать.

– Так лучше бы тогда баньку истопить. Он пропарился бы как следует. Потом ты натер бы его, а поверх замотал старым колючим платком. Вот Лев Иванович к понедельнику и был бы здоров.

– Так у нашего чрезвычайно занятого товарища сегодня непредвиденные дела в Москве образовались, – язвительно ответил муж. – Не может он ждать, подвиги совершать рвется!

Охая и причитая, женщина пошла за своими снадобьями. Стас тоже периодически маялся радикулитом. Да и она сама ими пользовалась, после того как весь день в огороде вверх задницей проторчит.

– Переворачивайся на живот, герой-одиночка! – потребовал Крячко.

Сцепив зубы, чтобы снова не заорать, Гуров осторожно и медленно повернулся. Он уткнулся лицом в подушку и чувствовал себя так, словно мешок цемента на девятый этаж бегом отнес. Тут-то Стас за него и принялся. Мало того что жутко вонючая мазь неопознанной природы беспощадно жгла кожу, вдобавок приятель, втирая ее, от души стараясь, приговаривал:

– А это тебе, друг Левушка, чтобы в следующий раз умнее был, старших слушал, с плохими дядями не водился!

После этой экзекуции поясница Гурова горела как в огне. А когда Стас еще и закутал его в колючий шерстяной платок, он только что не взвыл. Зато возможность двигаться, пусть медленно и осторожно, к нему вернулась. Это было самым главным.

Брюки поверх платка, конечно же, не застегивались. Поэтому Гурову пришлось ограничиться ремнем, а рубашку надеть навыпуск. Он кое-как позавтракал и пошел к машине, неся себя, как хрустальную вазу.

– Куда ты в таком состоянии за руль? – Стас, шедший рядом с ним, горестно вздохнул. – Давай я тебя в Москву отвезу.

– Не надо, сам доберусь, – отказался Гуров, понимая, что Крячко, конечно, искренне за него переживал, но при этом имел еще один совсем незначительный интерес – выяснить, куда же все-таки товарищ собрался.

Зная, что время в запасе у него есть, Гуров ехал медленно и осторожно. Поясница, хоть и значительно меньше, но все-таки болела, так что ему было не до лихачества. Уже в Москве Лев Иванович остановился возле аптеки, объяснил продавщице, что у него приступ радикулита, купил самое сильное обезболивающее, шприцы и перцовый лейкопластырь.