Хлоя, сидящая сзади, закатила глаза.

– Только не надо снова про этот сон, Крис. Заткнись!

Он не стал поворачиваться к ней, но повысил голос так, чтобы Хлоя могла его слышать, и отчеканил:

– Ты бы не говорила так, если бы я оказался прав и самолет рухнул.

Барни воскликнул:

– Что?!

– Я видел такой сон. И это точно был наш самолет.

Джоэль Аспинолл – представитель студентов в школьном совете, сын какого-то местного политика – сидел через проход от Тома. Наклонившись, он шепнул:

– Крис, дружище, ты должен прекратить эту болтовню, или нас выкинут из самолета.

– Может быть, нас нужно выкинуть. И когда он упадет, вы все скажете мне спасибо.

В ответ послышался шум голосов – разговор явно становился жарче, но потом вдруг откуда-то сзади, вероятно, с последнего ряда, негромким, но ясным и леденяще серьезным голосом произнесли:

– Кристиан!

Это была Элис Дизарт, которая знала Криса еще с детского сада, их семьи дружили. Они были совершенно разные, но между ними прослеживалась какая-то связь, очевидно важная для обоих, потому что Крис тут же умолк и сел обратно в кресло.

Но не смог удержаться и вновь повернулся к Тому, прошептав:

– Этот самолет точно упадет. Мы все умрем.

Он так любил играть на публику, что было трудно понять, то ли парень действительно видел сон и по-настоящему нервничал, то ли это дешевая попытка наделать шуму.

Том посмотрел на него и ответил:

– Не волнуйся.

Крис несколько секунд смотрел на него, а потом, словно сдавшись, отвернулся. Том проделал то же самое, уставившись на сиденье перед собой, пораженный странным озарением.

Он ни на секунду не поверил, что Крис Дейвис видел пророческий сон, но осознал, что болтовня этого парня его совсем не трогает. Как бы то ни было, это произойдет при любом раскладе, и сегодня или в другой день все всё равно умрут. С точки зрения Тома, не было никаких причин волноваться о том, что это может произойти именно сегодня.

В первый раз, когда Том летел на самолете, он действительно переживал. Но потом ему быстро стало скучно. Парень волновался на посадке, по-настоящему нервничал и немного боялся первые десять минут полета. Все остальное время ему было так скучно, что он просто спал.

С тех пор полеты не доставляли Тому удовольствие, потому что легкая тревога быстро сменялась всепоглощающей скукой. Единственное, что ему нравилось, – это сон. Он всегда спал в самолетах и на протяжении как минимум пяти последних лет всегда видел одно и то же, ну или почти одно и то же сновидение.

И это была единственная ситуация, в которой он его видел, больше нигде тот ему не снился – ни дома, ни где-нибудь в другом месте. Несколько раз Том задумывался о том, что, может быть, это особое атмосферное давление в салоне или шум двигателя так влияет, но все же не пришел ни к какому выводу – просто его самолетный сон, и сегодняшний полет не стал исключением.

Это было одно из тех странных сновидений, в которых связь с реальностью полностью не утрачивалась: подросток чувствовал кресло, в котором сидел, смутно слышал низкий гул двигателя. Но при этом не ощущал застегнутого ремня безопасности, словно летел в темноте, по-прежнему сидя, но без сиденья и самолета, будто парил в открытом небе.

А потом внезапно ему начинало казаться, что он остро ощущает весь мир вокруг – воздух, холод, влажность, землю под собой, звезды над головой. Видит бесчисленных людей, живущих и умирающих, сразу всех, одновременно: некоторых при дневном свете, а других – в ночной темноте на другой стороне планеты; детей, играющих на грязной улице; влюбленных, целующихся в плохо освещенном парке; старика в окружении семьи, доживающего свои последние секунды. Перед его глазами проносятся образы со всех концов света, океаны, пустыни, притихшие леса, тусклые уличные фонари и пустые парки аттракционов.

Это ощущалось так, словно его сознание распахивается, полностью раскрывается. Тому особенно нравилось в этих снах ощущение связи, соединенности со всем. Он так часто в своей жизни осознавал, что ему нет места в этом мире, а здесь чувствовал себя полностью им принятым, неотъемлемой частью всех этих жизней и не жизней, всех этих мест и не мест.

Наконец, как это всегда и бывало, сон угас и покинул его, но одно последнее видение возникло из ниоткуда и врезалось в память. Он находился в неспокойном океане, ночью, ощущал себя частью волн. Что-то двигалось под ним, и потом стало понятно: это кит, который скользил, продвигался сквозь тяжело вздымающиеся, темнее царящей вокруг мглы волны – огромное, мрачное, мощное присутствие. На несколько мгновений Том стал его частью, пульсирующей в океане, – черная бездна снизу, бескрайнее небо сверху, – и затем пришло глубокое умиротворение.

Подросток проснулся от толчка, который подбросил бы его вверх, если бы не ремень. Том открыл глаза, увидел наполовину освещенный салон, через секунду осознал, где он, и сразу же все понял.

Турбулентность. Вспомнились мисс Грэхэм и заверения Барни. Он слышал то тут, то там бормотание и понял, что до этого все тоже спали и проснулись от толчка.

Выпали и болтались над сиденьями кислородные маски. Том однажды уже видел такое во время полета и знал, что беспокоиться не о чем…

Послышался еще один глухой удар такой силы, что от него тряхнуло сиденье, и ремень безопасности больно врезался в тело. Люди проснулись и шумели, некоторые даже кричали, и Том почувствовал, как в крови забурлил адреналин, а желудок сжался в комок. Это была не просто турбулентность.

Следующий толчок оказался еще сильнее, волна заставила содрогнуться весь самолет, и раздался странный душераздирающий скрежет, который был слышен, даже несмотря на вопли людей. С багажных полок посыпались вещи, некоторые улетели куда-то вперед по салону. Отовсюду слышались крики, но Том вдруг осознал, что в этой какофонии нет одного звука – шума двигателей. Он подумал: это настолько сильная турбулентность или они уже не летят, а падают на землю?

Его вжало в сиденье, но ощущения, что самолет набирает высоту, не было. Он пытался посмотреть в окно, но видел только тьму, а потом снова раздался треск, и вопли со всех сторон стали громче. Том ощутил боль в руке и понял, что это Крис вцепился в него.

Удар еще сильнее, и Крис ослабил хватку. Тома подкинуло на сиденье, и он опять ощутил ужасную режущую боль от ремня. Потом металл заскрежетал, и он ощутил его вкус во рту, а откуда-то спереди сквозь весь этот хаос донесся чей-то тихий плач.

Следующий неистовый рывок отбросил его вперед, потом крен увеличился, и он полетел обратно и упал вновь на свое сиденье. Самолет накренился еще сильнее, еще один рывок… На этот раз звук был такой, словно фюзеляж развалился на части.

Затем последовал сотрясающий удар, похожий на взрыв, пол выгнулся под ногами, пространство вокруг наполнилось обломками, а крышу над ним сорвало. Прежде чем Том успел понять, что происходит, сиденья перед ним полетели во тьму, ветер ворвался в салон, и на долю секунды показалось, что они остановились, однако кресла спереди – все, что осталось от целого самолета, – продолжали улетать и растворяться в ночи.