Джимми взглянул на телевизор, но не осмелился его включить. Синтия считала, что уважаемые люди редко смотрят телевизор. Она терпимо относилась к художественным и научно-популярным фильмам, регулярно смотрела новости в десять часов вечера, но к различного рода викторинам, комедийным и телевизионным шоу относилась с отвращением. Она считала их простецкими, а все, что просто, не стоит того, чтобы тратить на него время.

Когда-то Джимми считал себя счастливчиком, но со временем он понял, что жить с Синтией — совсем не просто. Ему все труднее было мириться с существующим положением вещей. Они считали каждый пенни, и, несмотря на домовитость жены, которой Джимми отдавал должное, семья была в долгах как шелках. Не то чтобы Синтия сорила деньгами, но он часто ловил себя на мысли, что, если бы жена не лезла из кожи ради того, чтобы казаться людям тем, кем она не была, их жизнь протекала бы куда спокойнее и счастливее. У Синтии такие высокие стандарты жизни! Джимми понимал, что его жена хочет лучшего для всех для них, но временами ему казалось, что было бы гораздо разумнее потратить эти деньги на ужин в винном баре или уик-энд на берегу моря, чем вбухивать все в вещи, которые, по ее мнению, необходимы их дому. У них самый красивый и стильный дом на всей улице, но Синтии этого мало. Теперь Джимми понимал, что эта женщина никогда не будет до конца довольна. Одна только кухня стоила целое состояние, а еще ковры и портьеры. Все куплено в кредит, и теперь еженедельные платежи иссушают их ресурсы.

Сейчас у нее новая, рождественская причуда. Синтии требуется гусь и другие дорогие атрибуты идеального Рождества. Джимми понимал, что жена хочет как лучше, но пришло время остановить это безумие. Она должна понять, что дальше так жить нельзя.

Синтия, сохраняя молчание, проскользнула в комнату, словно материализовавшийся из воздуха призрак. Спокойствие и тишина всегда привлекали в ней Джимми. Она казалась такой самодостаточной и в то же время ранимой. Впрочем, сейчас он уже понимал, что это только иллюзия. Со временем Джимми становилось все труднее и труднее убеждать себя в том, что его жена чем-то отличается от обыкновенной истерички, склонной к насилию. Мать предупреждала его, но тогда Джимми не был настроен следовать ее советам. Теперь же он очень в этом раскаивался. «Оценка прошедших событий — вещь хорошая, но запоздалая», — любила говаривать его мать.

Синтия стояла перед ним. Голова слегка склонена набок. На лице — легкая улыбка.

— Я подаю на стол.

Он тяжело вздохнул и кивнул.

— С тобой все в порядке?

Джимми еще раз вздохнул.

— Не совсем. Место получил Брюстер.

Он видел, как напряглось лицо Синтии. В ее глазах читалась не жалость, с этим он бы как-то смирился, а отвращение, скрытое омерзение — ни больше ни меньше. Он знал, что происходит в ее голове. Джимми пытался разубедить себя, уверить себя в том, что это ему только кажется, но безуспешно.

— И ты позволил ему?

Она как и прежде стояла перед мужем, только теперь натянутая, словно тетива, и смотрела с таким видом, будто он специально все испортил. Джимми чувствовал: уверенность покидает его, как воздух — проколотый воздушный шарик. Этого он и боялся.

— Я не смог бы заставить босса дать мне повышение, Синтия! Будь ко мне справедлива, любимая!

Она тяжело вздохнула. Ее лицо застыло в маске «принятия тяжкой вести».

— Конечно же нет! С какой стати ему давать тебе повышение? Ты ведь скучный, как не знаю что! Да ты и сам это знаешь. Ты слабак! Не мужчина, а чертов котенок!

Синтия вышла из комнаты, а вместе с ней исчезла излучаемая ею враждебность. Тишина легла бальзамом на его истерзанную душу.

Вилли Брюстер был лет на пять его моложе. Не человек, а динамо-машина. Джимми, несмотря на то что Вилли был его соперником, симпатизировал парню. Ум и здоровое чувство юмора делали Брюстера душой любой компании. Джимми совсем не был на него похож, но отнюдь не завидовал, что не может стать таким, как он.

Он прошел в кухню, испытывая облегчение от того, что уже сообщил плохую весть.

Жена стояла у раковины из нержавейки. Плечи ее поникли, пальцы вцепились в край с такой силой, что костяшки побелели. Синтия опустила голову, и муж был уверен, что она кусает себе губы. Он почти ощущал исходящие от нее волны ненависти. Глядя на жену со спины, Джимми чувствовал к ней глубокую жалость. Он понимал, что в самой природе этой женщины заложен изъян. Он заключался в сильнейшем чувстве отвращения к своему прошлому и не менее сильной жажде урвать как можно больше в будущем. Синтия ненавидела всех, кто вращался на одной с ней орбите. Она, чувствовал Джимми, никогда не будет довольна своей жизнью. Это не в ее психологии. Синтия не познáет ни единого дня счастья, так как бедняжка вечно будет подозревать, что существуют люди, которые более счастливы, чем она. Если бы жена могла удовлетвориться тем, что у нее уже есть! Но это невозможно. Синтия не способна понять, что счастье не имеет никакого отношения к дорогим кухням, одежде от дизайнеров и желанию жить богаче, чем соседи.

Он мягко положил руку на плечо жены. Ему хотелось, чтобы она повернулась к нему, хотя бы однажды отказалась от своей обычной защиты. Сквозь тонкую материю платья Джимми чувствовал, как бьется ее сердце. Синтия повернулась к мужу. Он обнял ее за талию, желая утешить. Сердце щемило от сочувствия. Джимми надеялся, что жена обнимет его в ответ, но Синтия оттолкнула мужа с силой, которую трудно было ожидать от такой изящной женщины.

— Чертов слюнтяй! Ты ни на что не годишься!

Она прямо-таки выплевывала слова и с такой яростью, что они кусали, словно осы. Эту черту характера жены Джимми терпеть не мог. Синтия никогда не ругалась при свидетелях, особенно при соседях. Она была выше этого. Но, оставшись наедине с мужем, выплескивала на него потоки словесной агрессии. Когда Синтия злилась на него или Габриелу, ее лексикон менялся.

— Ты хоть понимаешь, что произошло?

Жена смотрела ему прямо в глаза, и Джимми впервые заметил, что по соседству с яростью и отвращением в ней гнездится страх.

— Послушай, Синтия, мы ведь не голодаем.

Она тяжело вздохнула и печально покачала головой.

— Да. Да, ты прав, мы не голодаем. Но нашу жизнь никак нельзя назвать зажиточной. Нам приходится ремонтировать вещи. Каждую покупку нужно обдумывать, сводить концы с концами. Грабить Питера, чтобы расплатиться с Полом. Такая жизнь мне порядком опротивела. Я хочу иметь возможность покупать все, что пожелаю, не задумываясь о последствиях. Неужели я ошиблась?

Синтия отвернулась. Она как-то съежилась, словно серьезность сказанных слов сломала ее.

— Никогда! Никогда! Ни за что!

Джимми смотрел на жену, и его сердце разрывалось на куски. Он не понимал, почему она так расстраивается. Он боялся за нее. Он боялся за свою семью.

— Ты ошибаешься, Синтия. Мы неплохо живем. Беда в том, что тебе никогда ничего не бывает достаточно. Ты всегда хочешь больше и больше. Мне вообще не следовало на тебе жениться. Я не смогу дать тебе того, что ты хочешь.