гражданские, но ещё не солдаты. Милиция смотрела на нашего брата сквозь пальцы. Проводницы, поначалу относившиеся к нам с сочувствием, потом устали от бесконечного ора, хохота и хаотичного движения по вагону, начали ворчать и зло огрызаться на саркастичные реплики распалённой временной свободой и спиртным молодёжи. На призывном пункте областного центра меня включили в команду под запрос покупателя, которым оказался капитан-десантник. Когда мы узнали, где будем отдавать долг Родине, то дружно возликовали. Через ещё трое суток прибыли на вокзал небольшого городка в Одесской области со странным названием Болград. Одноэтажный и беспорядочно разбросанный в разных направлениях, на город он походил мало. Курс молодого бойца проходили на территории общевойскового полигона. На первых же стрельбах командир взвода обратил внимание на мои результаты: «Сибиряк?» Я кивнул. Он пообещал, что после окончания КМБ и распределения замолвит за меня слово моему будущему ротному командиру. Так, через три месяца я оказался в составе отдельной разведывательной роты на должности стрелка-снайпера. Рота затем принимала участие в азербайджанских событиях, где погиб мой самый близкий армейский друг Тимур, обещавший после службы приехать ко мне в Сибирь погостить. Не случилось…

Самое главное, чему меня научила армия, — это быстро думать и действовать, а также ни о чём не жалеть. Когда ты молод, этому учишься легко. До поры…

Как-то вечером, уже прямо перед дембелем, меня неожиданно вызвали в штаб батальона. Дежурный офицер указал мне на кабинет замначальника штаба. Майор Войтенко молча протянул мне телеграмму, в ней серыми нечёткими буквами было отпечатано: «сынок! умер папа — инфаркт. сегодня похоронили. мама»

Выйдя из штаба с телеграммой в руках и сделав несколько шагов в темноту, я прислонился спиной к стене и тихо завыл… Не помню, как дошёл до расположения роты, всё вдруг померкло, обеззвучилось, стало прозрачным, словно ненастоящим.

Страну сотрясало… Весной 1991-го я с чемоданчиком в руках и голубым беретом на макушке наконец прибыл в родной город, который не видел целых два года. За это время изменилось многое.

«Атас! И веселей рабочий класс!..» — хрипело из ларька звукозаписи в здании жд-вокзала.

Вокзал был странно оживлён и грязен. У стены, на замызганных одеялах, лежали бородатые бомжи. Такого не было, когда я уходил в армию, появилось просто физическое ощущение, что многое изменилось. Бездомные на улицах — такие картинки нам показывали раньше, чтобы объяснить, как плохо живётся в загнивающих капстранах. Очевидно, что и у нас теперь что-то загнило. Во всяком случае пахло на вокзале именно так…

На квартире отца была установлена новая дверь. Попасть в неё я не смог, постучал к соседям, те радостно приветствовали меня: «Лёнька вернулся! Здарова! Квартиру вашу за долги забрали. Говорят, отец должен был… Сразу и продали её. Ты не связывайся, это Бугра люди, куда тебе с ними тягаться?» Бугор был местным бандюгой, бывшим сидельцем с несколькими ходками, окружившим себя такими же урками либо шпаной. Не мог отец отдать им квартиру, деньги в долг он принципиально не брал и мне всегда так наказывал: «Никогда не лезь в долги, Лёнька, долг — это петля на шее!» Да и с хозяйскими он дел не имел.

Всё это надо было обдумать, а пока я решил увидеть её, Лору.

— Лора ушла… — ответила мне её мама, стоя в дверях. — Пройдёшь, Лёня?

— Нет, спасибо! — ответил я. — А куда ушла? Надолго?

— С Вадимом… — кольнуло уши.

Это имя было мне незнакомо, но мама Лоры произнесла его так деликатно и вместе с тем значимо, что я понял — и здесь тоже меня не ждали.

Наш весельчак Андрюха уехал учиться в Ленинград, стал серьёзнее и занял солидное место в одном из первых коммерческих банков. Умного, лучше всех в классе знавшего математику Виталика год назад нашли мёртвым со шприцем в кармане за ржавыми железными гаражами недалеко от нашей старой школы, в которой теперь уже не было ни пионеров, ни октябрят. А белоснежный бюст Ленина, когда-то встречавший нас перед главным входом, облезлый и посеревший, теперь печально стоял в школьном подвале, куда я зашёл взглянуть на старый тир.

Оставался Пашка. Его, наведя справки, я нашёл в старой пивнухе на окраине города, гордо называвшейся пивной бар «КЕДР».

Пашка был, как всегда, взъерошен и уже немного нетрезв.

— Ё маё, Лёня! — вскричал он, вскочив из-за столика и приветственно раскинув в стороны руки. — Пацаны, это же Лёнька вернулся! Ну ты орёл, братан! Вот это да! — он уважительно уставился на знаки отличия на моей груди.

— Герой! Пацаны, ну-ка подвиньтесь, освободите место человеку!

Передо мной внезапно появилась кружка с «Жигулёвским». Пашка энергично давал мне расклад:

— Понимаешь, сейчас квартиры приватизируют. Они мужиков спаивают, в долги вводят, а потом за долг принуждают квартиру продать, и это хорошо, если избушку какую взамен дадут, часто люди пропадают просто… Грязь это сплошная, люди страшные, беспредельщики!

По дороге из пивнухи Пашка сощурился и важно произнёс:

— Лёня! Тебе к Иванычу надо! Он решит вопрос!

Иваныч был авторитет из новых. Ивановские. Это имя знали в округе все. Вопросы решались жёстко. Решали их крепкие парни из клуба тяжелой атлетики, находившегося во Дворце пионеров.

Иваныч оказался интеллигентным, вежливым человеком, больше похожим на директора школы, чем на криминального авторитета, внимательно выслушал мой рассказ про отца и мои подозрения по поводу квартиры.

— Вот что, Леонид, — сказал он. — Бугор — это конченый отморозок, дегенерат, на нём душ безвинно загубленных тьма. Вот и с батей твоим неизвестно, что и как было. Договориться с ним у нас не получается. Да и смысла нет, время таких упырей уходит. Синяки эти нормальным пацанам должны дорогу освободить, порядки их нам ни к чему. А с Мишаней-то, отцом твоим, мы в детстве на соседних улицах росли, сад городской шерстили, потом и на танцы вместе похаживали. Хороший был мужик, правильный и стрелок знатный. А ты как? Говорят, тоже неплох? В Бугра не промажешь?

— Убить предлагаете?

— Людей убивают, а это человек разве? Ты же в Азербайджане в бандитов стрелял?

— Так, то в бандитов.

— А это не бандит разве? Проблемы твои решим. Квартиру отцовскую вернём. И в остальном не обижу, покажешь себя, всегда при деле будешь.

Дело оказалось нетрудным — каждый вечер Бугор проводил в одном и том же ресторане, жил он вольготно, развязано и не особо заботился о безопасности, чувствуя себя в этом районе почти хозяином. Напротив находилась бывшая чулочная фабрика, которая теперь пустовала, постепенно приходя в запустение и от безделья зевая на город битыми