Подобно героине Дороти Паркер[3], которая сутки напролет только и делает, что удерживается от того, чтобы позвонить своему возлюбленному, который не звонит ей, Люси не звонила Мори в «Мэгэзин». «Почему мне кажется, что мой рассказ отправлен куда-то в бесконечно расширяющуюся Вселенную? — так написала бы Люси, если бы решилась ему написать. — Сколько тебе нужно времени, чтобы прочитать миниатюрку в три странички?»

— Ты будешь сидеть в большой комнате с молодежью. Бенедикт тебе все покажет, — сказал Джо.

Бедняжка Бенедикт, думала Люси. Пристальный взгляд заменял Бети приветствие, Люси это знала и ответила улыбкой. Оба молодых человека были вполне милые. Эл Лессер все утро устанавливал для Люси компьютер, Бенедикт тем временем показывал ей офис. Люси старательно отводила глаза от огрызка яблока, застрявшего в проводах, выходивших из тыльной панели Бенедиктова компьютера, и, пока не уверилась, что сын на нее не смотрит, как ей ни хотелось, не закрывала папки, которые он вечно оставлял открытыми.

Бенедикт, в свою очередь, как ему ни хотелось, не сказал матери, чтобы она перестала кашлять.

Потом они все вместе спустились в закусочную в том же доме. Вернувшись в офис, Джо положил стопку книг на швейную машину и сказал:

— Можешь начать с этого.

— Так и сделаю, — ответила Люси, но сначала проверила домашний автоответчик. Убедившись, что из «Мэгэзин» звонков не было, взяла ручку и лист бумаги и написала:

— Бенедикт, кто у Шари — мальчик или девочка?

— Понятия не имею.

Люси добавила адрес и телефон офиса, но письмо не отослала. Нашла очки, взяла книгу Фредерика Баумгартнера[4] «Жажда конца. История милленаризма в западной цивилизации» и погрузилась в чтение.

Вернувшись домой к вечеру, она не нашла ни письма от Мори, ни звонков на автоответчике. И так до конца недели и всю следующую.

Стопка книг на швейной машинке росла. Когда Джо отправился обедать, а Бети заявила, что ей нужно кое-что купить, Люси вызвалась остаться в офисе. От нее не укрылось, что от Бети не укрылось: Бенедикт и Эл с трудом удержали вздох облегчения. Теперь они могли пообедать вдвоем.

Люси нравилось оставаться в опустевшем офисе, и, убедившись, что на домашнем автоответчике нет звонков от Мори, она устроилась с бутербродом и книгой Элейн Пейджелс[5] «Видения, пророчества и политика в Книге Откровения». В какой-то момент она оторвалась от чтения, чтобы бросить взгляд на гниющее яблоко, за разложением которого с интересом следила. Потом она поднялась, подошла ближе, изъяла сморщенный почерневший огрызок из проволочного гнезда и бросила в мусорную корзину. Ощутив прилив сил от содеянного, Люси направилась к окну, чтобы убрать с подоконника шеренгу пустых бутылок из-под газировки, и тут мимо окна пронеслось падающее тело. Я не могла видеть, как тело проносится мимо окна, подумала Люси, ведь иначе я должна была бы что-то предпринять, а я не знаю что. Подойдя к окну, она с высоты двенадцатого этажа посмотрела на серую щель двора. Увидела ряд мусорных контейнеров, гору бугристых черных пластиковых мешков, горшок с засохшим фикусом и тело — оно лежало на боку, щека покоилась на предплечье, и можно было подумать, что человек спит, если бы не левая нога, согнутая так, как нога не сгибается. Люси набрала девять-один-один, сообщила: во дворе тело женщины, пожилой женщины, чернокожей женщины — и продиктовала адрес, номер телефона, с которого звонила, и свое имя.

Люси стояла у окна — внизу ничего не происходило. В офисном здании напротив — очевидно, оно выходило окнами на Пятьдесят восьмую — кто-то сидел за компьютером. Этажом выше женщина поднесла к окну цветок в горшке, поливала его и знать не знала, что лежит тринадцатью этажами ниже во дворе, а там открылась дверь. Оттуда вышел мужчина в одной рубашке и остановился. Легкий ветерок задрал подол мертвой женщины, обнажив бедро, чего, подумала Люси, погибшей бы не хотелось. Она почувствовала, что ее душат слезы. Мужчина вошел в дом и закрыл дверь — видимо, как и Люси, не знал, что тут следует делать.

Эл и Бенедикт вернулись после обеда и тоже выглянули в окно. Потом пришли Бети и Джо, и Джо позвонил управляющему дома. Люди Широко Открытого Глаза попытались вернуться к своим делам.

Когда Люси снова подошла к окну, во дворе уже толпился народ. Там были и тот мужчина без пиджака, и полицейские. Они заслоняли тело. В окнах напротив виднелись лица. Женщина, поливавшая цветок, владела окном единолично, в окне слева от нее люди стояли в два ряда, и те, кто позади, заглядывали между голов и через плечи тех, кто впереди.

— Интересно, — обратилась Люси к Бети, та стояла рядом. — Такой длинный прогал между событием и моментом, когда мир его замечает.

— Как это — прогал? — спросила Бети.

Расстроенная, вся на нервах, Люси обрадовалась, когда Джо предложил пойти к нему. За ужином они рассказали о случившемся Дженни. Отмеченная Люси пауза между этим событием и реакцией на него никого, кроме нее самой, не заинтересовала, а когда она упомянула, что сначала отказалась поверить в увиденное, поскольку не знала, что делать, Джо сказал:

— Ты должна была позвонить девять-один-один, и больше ничего.

— Это я знаю, — сказала Люси. — Я так и поступила. Мне просто пришло в голову, что такая реакция может быть интересна, если ты, к примеру, пишешь рассказ. В каком порядке герой воспринимает то, что видит? Скажем, «женщина старая, очень-очень маленькая и чернокожая», или «маленькая, чернокожая и старая», или «чернокожая, старая и очень-очень маленькая»?

Люси заметила, что Дженни слушает ее, затаив дыхание. Ее слезы не душили, а лились по щекам. Ей погибшая старая чернокожая женщина не представлялась персонажем рассказа. Люси любила свою подругу Дженни. Она сказала: