Иван Илларионович Воронцов имел двух сыновей: Артемия (1748–1813), действительного тайного советника, сенатора (1792–1800), и Иллариона (1730–1790). Сын последнего Иван Илларионович Воронцов (1790–1854), действительный тайный советник (1838), посланник в Мюнхене (Бавария) в 1822–27 годах, Турине (Сардиния) в 1827–31 годах. С 1831 являлся обер-церемониймейстером, с 1846-го – членом Государственного Совета, вице-канцлером Российской империи и царских орденов. После смерти Е. Р. Дашковой наследовал ее имения и в 1807 году получил право именоваться графом Воронцовым-Дашковым; из этой ветви рода наиболее известен его сын И. И. Воронцов-Дашков.

Поскольку в истории существует две основные ветви Воронцовых – князей и графов – герб графов во многом сходен с гербом князей. У князей он только увенчан княжеской мантией и княжеской шапкой. Гербовый щит разделен по горизонтали на две неравные части. В верхней, меньшей, на черном поле изображено золотое стропило с тремя гранатами, а вокруг стропила – три серебряные звезды. Эта часть герба свидетельствует о заслугах Михаила Илларионовича перед императрицей Елизаветой Федоровной при ее восшествии на российский престол.

Стропило с гранатами и серебряные звезды на черном поле входит в гербы всех лейб-компанцев.

Лейб-кампа́ния (лейб-компания) – гренадёрская рота лейб-гвардии Преображенского полка компания телохранителей, с группой приближенных ко двору знатных лиц, под личным руководством дочери Петра I – Елизаветы, – силами которых, 25 ноября 1741 года, в Российской империи был произведен бескровный дворцовый переворот, и на престол возведена императрица – Елизавета Петровна.

Нижняя часть герба, бо́льшая, разделена по диагонали от правого верхнего угла к нижнему левому на два поля. Правое поле красное, а левое – серебряное. На диагональ положены две розы, а между ними – лилия. Таким образом, половина каждого цветка находится в красном поле, а половина – в серебряном. В красном поле розы и лилия имеют серебряный цвет, а в серебряном поле – красный. На щите покоится графская корона, а на ней – три дворянских серебряных шлема с золотыми обручами и цепями. На правом шлеме – дворянская корона, из которой выходит шесть знамен: два красных, два белых и два золотых с изображенными на них российскими орлами. На среднем шлеме изображена графская корона и на ней российский двуглавый орел с короной, клювом золотыми когтями. На левом шлеме – лейб-компанская шапка и с каждой ее стороны по одному черному орлиному крылу с тремя серебряными на нем звездами. Намёт с правой стороны черный с золотом, а с левой – красный с серебряным.

Намёт – геральдическое украшение, обязанное своим происхождением крестовым походам. Уже во втором походе, когда появились первые топфхельмы (рыцарские кавалерийские шлемы), рыцари, чтобы шлем не раскалялся от лучей солнца, стали покрывать его макушку куском материи, которая в походе и сражениях превращалась в причудливые лохмотья. В геральдике намёт получил изящный, узорчатый вид. Если щит герба увенчан шлемом, то последний почти всегда имеет намёт, состоящий из двух узорных украшений, обыкновенно в виде листьев, соединенных между собой и выходящих из-за шлема и вьющихся по боковым сторонам щита. Цвет намёта соответствует цвету герба.

Щит держат передними ногами два белых коня с красными градскими коронами на шее. На гербе начертан обязательный девиз на латыни «Вечно непоколебимая верность».

Градская корона – корона с квадратными, прямоугольными или иной «архитектурной» формы зубцами, несущая на своей поверхности изображение каменной кладки. Чаще всего используется как внешний элемент герба, показывающий, что он принадлежит городу.

Рассказывая о жизни любого государственного деятеля или исторического лица, охватывавшего своей деятельностью различные сферы общественного бытия, поневоле возникает вопрос, взаимодействуют ли личность и общество, а если взаимодействуют, то как? В самом деле, много ли может сделать вообще добра личность громадной массе, представляющей результат вековых стихийных влияний? Может ли она, и в особенности за период времени, охватываемый человеческой жизнью, улучшить положение народа и содействовать его духовному просветлению? Перед государственным человеком стоит трудная задача улучшения быта целых миллионов людей, утопающих во мраке: постановка на прочную почву целого государственного организма и необходимость провидеть его далекое будущее.

По меткому высказыванию Василия Огаркова, «Тамерлан в несколько лет мог превратить целые государства в пустыни, но Генрих IV во всю жизнь не добился даже скромной „курицы в супе“ для своего народа».

Василий Васильевич Огарков (1856–1918) – русский писатель, поэт, литературный критик, горный инженер, делопроизводитель, действительный статский советник. Брат жены писателя А. И. Эртеля. Автор семи биографий государственных деятелей и литераторов для серии «Жизнь замечательных людей» издателя Ф. Павленкова: биографии Дашковой, Воронцовых, Демидовых, Потемкина, Фонвизина, Кольцова и Жуковского. Последнее прижизненное издание датируется 1915 годом.

Увы, как ни симпатичны теории о быстром пересоздании человечества – сверху или снизу, теории, привлекающие к себе своею красотою в особенности страстную и порывистую молодежь, – но истинное достижение добра получается мучительно медленным путем, способным повергнуть человека в отчаяние. И благо тем деятелям, которые своею жизнью не прибавляют зла к массе его, – и так уже угнетающей мир, – а дают людям хотя бы крупицы добра, жатву посева которых увидят в в материальном мире наши потомки.

Жизнь и деятельность канцлера Елизаветы Михаила Илларионовича, его племянников Александра и Семена Романовичей и сына последнего – князя Михаила Семеновича – яркий тому пример. Как правило, большинству читателей, интересующихся историей, известны имена их сестер – Елизаветы и Екатерины. Одна – возлюбленная императора, другая в это же время фаворитка императрицы. А вот их братья остаются чаще всего в тени знаменитых сестер, хотя и сами играли значительную роль при дворе, да и переписка их с сестрами позволяет взглянуть на них не только как на государственных деятелей, но и чутких, заботливых и внимательных родственников. Если мы примем во внимание те условия, при которых приходилось жить и действовать Воронцовым, то увидим, что в атмосфере лести и угодничества, в раболепной обстановке, окружавшей фаворитов и «случайных» людей тогдашнего времени, и притом в стране, где «почти не было общественного мнения» (по выражению из автобиографической записки графа Александра Воронцова), самостоятельность убеждений и отсутствие льстивой угодливости составляли, несомненно, редкое и высокое достоинство. Способность «с улыбкою говорить правду государям», да еще таким, как Павел I, нельзя не считать доказательством душевной стойкости. А между тем в братьях Александре и Семене Воронцовых мы, несомненно, встречаем эти черты характера, которыми, может быть, в значительной степени объясняются превратности и неудачи их карьеры: холодное отношение к братьям Екатерины II, не переваривавшей сурового и стойкого нрава Александра Романовича и, как известно, даже тяготившейся Дашковой, а также и суровые меры императора Павла I по отношению к Семену Романовичу, последствия которых, к счастью, быстро были заглажены вскоре воцарившимся Александром I.