— Так, — произнес Боксер и повернулся: — Пожалуйста, сумочку вашу предъявите, гражданка.

— Пожалуйста, — сказала Алёна с вызовом, прикладывая к лицу очередную гигиеническую салфетку. — Желаете посмотреть, не лежит ли там флакончик с кураре, а также духовая трубка?

— А при чем тут трубка? — насторожился Боксер.

— Да при том, — угрюмо усмехнулась Алёна, — что другим образом я его никак не могла убить, этого Коржакова. Говорю же, я вон там стояла, за кузовом. И с места не сходила. Ни уколоть кураре, ни тем паче напоить его ядом я никак не могла.

— Точно, у того дикаря в кино про Шерлока была трубка! — радостно воскликнул напарник Боксера. — Да ты что, не смотрел этот фильм? Его все видели!

— Откуда вы знаете про укол? — подозрительно спросил Боксер. — Вот, и локоть у жертвы ранен как-то подозрительно…

Алёна посмотрела на локоть, угловато торчавший из окна кабины. Рукав футболки оканчивался чуть выше, и отчетливо была видна кровь, выступившая вокруг небольшой царапины.

— Это не укол, — сказала она, — это царапина. И даже если через нее попал яд, я тут точно ни при чем. Поскольку для того, чтобы его оцарапать, следовало подойти к покойному, в смысле, тогда еще живому. Я стояла на месте. Так что духовое оружие можете не искать.

Нет, она никогда не могла удержаться от удовольствия поехидничать!

— А может, ты и не стояла! — закричал Смешарин. — Может, ты успела к нему подскочить и…

— Да некогда мне было подскакивать! — шалея от этого прогрессирующего идиотизма, почти закричала Алёна. — Не до убийств мне было, честное слово! Я нос вытирала!

Боксер посмотрел на ее нос, на очередную окровавленную салфетку и выразился в том смысле, что у нее были серьезные основания отомстить владельцу машины.

— Да, да! — возбужденно завопил Смешарин. — Она это! Ее рук дело!

Ну видели ли вы где-нибудь когда-нибудь такого кретина?

— А между прочим, — надменно сказала Алёна, от злости обретая спокойствие и присущее ей высокомерие, — убить Коржакова могли и вы. Вы стояли рядом, вам и отходить никуда не требовалось. Взяли и оцарапали его отравленным лезвием. К примеру, взыграло в вас классовое чувство, надоело подчиняться боссу — ну и… вот вам результат!

— Боссу! — хмыкнул Смешарин. — Нашла тоже босса! Да Серега свой в доску был! И на хрен бы мне его царапать посреди города, скажи на милость? У меня и в гараже таких возможностей было бы до фигища, или в какой-нибудь кафешке, где-нибудь на выпивоне, или вообще, в лесу, когда мы за сырьем в Правобережную ездим. С чего бы это меня вдруг разобрало сейчас?

В этом, конечно, имелась определенная логика, и Алёна не могла ее не признать. Но сдаваться она не собиралась:

— А может быть, вы его отравили еще в гараже или действительно в кафешке? А яд только сейчас подействовал, вот он и умер.

Смешарин уставился на нее с нескрываемым отвращением:

— С больной головы на здоровую, да? У тебя воображение извращенное, вот что я тебе скажу. Тебе бы только детективы писать. Эти… трайлеры!

— Я и пишу, — скромно призналась Алёна. — Не триллеры, конечно, а вполне нормальные детективные романы.

Смешарин в замешательстве примолк.

Боксер и его напарник, в чьих глазах, устремленных на Алёну, уже полыхал алчный пламень, переглянулись с некоторой озадаченностью и спросили, как ее фамилия.

— Ярушкина. Елена Дмитриевна Ярушкина, — честно призналась она.

— Ярушкина? — переспросил Боксер разочарованно. — Нет, такую мы не знаем.

Азартный огнь милицейских очей вновь заполыхал, и тогда Алёна спохватилась и уточнила:

— Я пишу под псевдонимом Алёна Дмитриева, если вам это о чем-то говорит.

Менты снова переглянулись, и напарник Боксера, явно более культурно развитый, кивнул:

— Читал такую. Так себе. Для теток в основном. Любовь-морковь и все такое. Но правда, есть такая писательница. Между прочим, говорят, личная знакомая самого Муравьева.

— Это какого же Муравьева? — с опаской осведомился Боксер. — Начальника следственного отдела города, что ли?

— Его самого, — кивнул напарник. — Льва Иваныча.

Боксер был так изумлен, что зачем-то начал перечислять некоторые сакраментальные буквы русского алфавита.

— Ага! — злобно закричал Смешарин. — Знакомая начальника? Понятненько! Вот она, та самая коррупция, о которой все говорят!

— Да не в том дело, что знакомая, — попытался оправдаться напарник. — У нее даже почетная грамота от УВД есть. За раскрытие хищения картин в Художественном музее. Я по телевизору видел, как ей вручали.

Ну, слава богу, что он смотрел не только сериалы, этот мент, подумала было Алёна, уж теперь-то все, теперь-то Смешарин от нее отвяжется — однако она рано радовалась и рано надеялась, как и выяснилось немедленно.

— Да у вас там могут и медали выдать невесть кому, а что ж, у нее неприкосновенность, как у депутатов, что ли? — вскричал водила. — Она убила, она! Больше некому! Хватайте ее, если у нее неприкосновенности нет, а там разберетесь.

Судя по милицейским глазам, устремленным на Алёну, их обладатели отчетливо разрывались между нежеланием исполнять свой профессиональный долг — и необходимостью это сделать.

«Кажется, пора звонить Льву Ивановичу, — с тоской подумала Алёна, которая терпеть не могла злоупотреблять этой, с позволения сказать, дружбой. — Похоже, сама не отобьюсь. В самом деле, как схватят, как повлекут в узилище… А у меня салфетки кончились, мне умыться надо… и ой, блузка-то в крови, надо срочно застирать!»

И она совсем уже было собралась заявить о праве на звонок «своему адвокату», как вдруг…

— Да отстаньте вы от нее, — раздался рядом женский голос. — Не могла она никого убить, она с места не сходила.

Алёна оглянулась — и увидела ту самую бабульку в детской панамке.

— Никак не могла, — повторила спасительница. — И в трубку она никакую не дула. Я рядом с ней стоялала, я бы увидела. Конечно, слово недоброе она молвила, спору нет, а словом, говорят, убить можно — если, к примеру, порчу навести умеючи. Но порча — она не пуля. Она сразу не убьет. Ей время нужно, чтобы в человеке обосноваться и с ним расправиться.

— Большое спасибо! — прочувствованно воскликнула Алёна. — Как хорошо, что вы в курсе дела. Мне невероятно повезло! Если бы не вы…

— Вот видишь, Смешарин, какие дела, — повеселевшим голосом сказал Боксер. — Свидетельница есть, причем лицо незаинтересованное.

— А откуда вы знаете, что ее лицо — незаинтересованное? — завел свое Смешарин, который, конечно, был из породы зануд и фом неверующих, но Боксер крепко стиснул его руку и этак по-дружески предложил замолчать. На лице Смешарина выразилась му#ка, но было ли то вызвано необходимостью признать свои ошибки или чрезмерно пылким пожатием Боксера, Алёна не ведала, и, если честно, знать ей это было неинтересно. Даже сам факт загадочного убийства ее мало интересовал. Она уже вся ушла в мысли о том, где у нее хранится заветный кусочек пятновыводящего мыла, которому она доверяла гораздо больше, чем даже знаменитому «Ванишу». Благодаря этому мылу можно застирать только пятнышко, не замачивая саму блузку. Блузка была новая, хэбэшная, в веселеньких голубых цветочках, изумительно подходившая к голубым же серьгам (наша героиня была из тех продвинутых дам, которые вещи подбирают к бижутерии, а не наоборот), и у Алёны отчего-то имелось подозрение, что от стирки цветочки несколько поблекнут, а 46-й размер блузочки уменьшится до 44-го. К такому уменьшению обладательница блузки была еще не готова, ни морально, ни физически. То есть она хотела бы похудеть, ради этого и шла в спортзал, так вот ведь какая незадача приключилась!