При этом за то время, что Мартинес служил помощником командующего, ничего действительно серьезного не нарушило рутинного хода дел. Все шло своим чередом.

Но дела, которыми занимался сегодня Эндерби, с трудом вписывались в неторопливый ритм обычного рабочего дня Мартинеса. Проработав бок о бок с Эндерби многие месяцы, он до сих пор даже не подозревал, какую сложную жизнь вел его начальник.

Эндерби нужно было разобраться с кучей вопросов: распределение наследства между друзьями, детьми, родственниками, подчиненными и нахлебниками. Он был невообразимо богат; Мартинес раньше даже и не представлял себе масштабов его владений. Хотя в штабе командующий флотом занимал очень скромные апартаменты, в верхнем городе у него был дворец, который он, конечно, закрыл после развода. Он завещал его старшей дочери, занимающей высокий пост в министерстве рыбного хозяйства, но прочим его детям было даровано пожизненное право пользоваться личными апартаментами во дворце. И предстояло еще разобраться с владениями на Заншаа и с другими, разбросанными по всему миру, со счетами в банках и ценными бумагами, долговыми расписками и целой горой прочих денежных бумаг.

Мартинес сидел за своим столом в офисе Эндерби и, разгребая поток документов, относящихся к наследству начальника, одновременно просматривал свою каждодневную корреспонденцию. Он даже ухитрился включить в регулярную переписку письмо к прапорщику Аманде Таен с просьбой о переносе сегодняшней встречи.

Младший лейтенант Гупта, уже много лет выполняющий обязанности секретаря Эндерби, разбирался с какими-то другими делами шефа — подводить итоги этой долгой жизни оказалось не так-то просто.

Офицерам такого масштаба, как командующий флотом, дозволялось при выходе в отставку рекомендовать определенное число своих подчиненных к повышению. Но если список рекомендованных лиц и был составлен, через руки Мартинеса он не проходил, а Мартинес был не настолько глуп, чтобы спрашивать у Гупты, не попадался ли тому заветный листок.

Но знать, значится ли в нем его имя, хотелось чрезвычайно.

В этот день Мартинесу поступило одно личное письмо. Не от прапорщика Таен, к сожалению, а от родной сестры Випсании. Она лениво поглядела на него с настольного экрана и заученным жестом поправила сбившуюся прядь черных волос.

— В начале следующего месяца мы устраиваем вечеринку. — Это казалось невозможным, но при каждой их новой встрече ее голос звучал все изысканнее. — Мы будем в восторге, если ты придешь, Гарет, крошка, но я боюсь, что ты будешь занят и не сможешь выкроить время на нас.

Мартинес не стал посылать ответ. Он слишком хорошо знал свою сестру, чтобы понять, что услышанное им было приказом ни в коем случае не появляться на их вечеринке (на тот случай, если он не догадался бы об этом, его и назвали «крошкой»).

Випсания и две другие сестры Мартинеса, Вальпурга и Семпрония, прибыли на Заншаа всего через несколько месяцев после того, как Мартинес устроился на службу. Они сняли половину дворца Шелли и принялись внедряться в общество Заншаа. Считалось, что Семпрония посещает университет, а две прочие приглядывают за ней, но если она что и изучала, то явно не учебники.

Мартинес помнил своих сестер еще детьми — приставучими, умненькими, иногда приятными, а чаще докучливыми, надо признаться, но все равно детьми, девчонками. Но эти стильные молодые женщины, устраивающие приемы во дворце Шелли, казались не просто выросшими — он не мог бы сказать, сколько им теперь лет, — подобно нимфам, украшающим фонтаны, они казались предвечными, стоящими вне потока времени.

Предполагалось, что им понадобится помощь Мартинеса, чтобы устроиться в столице. Но они прибыли с рекомендательными письмами, и его помощь не потребовалась — оказалось, что он вообще им не нужен. Все, чего они от него хотели, — чтобы он держался от них подальше. Казалось, они избавились от ларедского акцента еще по дороге в столицу, а его выговор только напоминал им об их провинциальном происхождении, выставляя их в невыгодном свете перед их новыми друзьями.

Иногда Мартинесу казалось, что он не любит своих сестер. Но разве нимф, резвящихся в фонтане, заботит, любят их или нет? Они просто есть, и все тут.

К тому времени как Эндерби разобрался со своими делами, солнце уже село, а серебряное кольцо ускорителя, опоясывающее Заншаа, казалось полосой сверкающих искр, протянувшейся по небу. За окном уже шныряли ночные птицы, вылетающие на охоту в сумерках. Ладони Мартинеса были в высохшем поту, темно-зеленая форменная куртка липла к телу. Ныл намятый жестким стулом крестец. Мартинес мечтал о душе и чтобы потом прапорщик Таен размяла его плечи длинными умелыми пальцами.

Командующий флотом Эндерби расписался на распечатках последних документов и заверил их отпечатком большого пальца. Мартинес и Гупта засвидетельствовали, что все оформлено как полагается. После этого Эндерби выключил мониторы на своем столе и поднялся со своего места, расправив плечи, как и полагалось в официальном присутствии.

— Благодарю вас, господа, — объявил он и обратился к Мартинесу: — Лейтенант, могу я попросить вас проследить, чтобы приглашения командирам судов были доставлены вовремя?

У Мартинеса упало сердце. Эти «приглашения» были не из тех, которыми какой-нибудь командир осмелился бы пренебречь: речь шла о собрании, на котором обсуждался день смерти великого господина, и доставлять их полагалось лично в руки.

— Конечно, милорд, — ответил он. — Я доставлю их на кольцо, как только напечатаю.

Командующий флотом обратил на Мартинеса взгляд снисходительных карих глаз.

— Вам вовсе не обязательно заниматься этим лично, — заметил он. — Пошлите одного из дежурных кадетов.

Спасибо и на этом.

— Благодарю вас, господин командующий.

Младший лейтенант Гупта, с которым Эндерби уже попрощался, отдал честь и ушел. Мартинес зарядил в принтер плотную бумагу, специально изготовленную для таких оказий (она была сделана из настоящей древесной целлюлозы), и распечатал приглашения Эндерби. Разложив плотные листки по конвертам, он поднял глаза и увидел Эндерби, сосредоточенно глядящего в громадное окно в две стены. Свет мириад огней, зажегшихся в нижнем городе, мягко освещал профиль командующего. У него было непривычное, чуть ли не растерянное выражение лица.

Теперь Эндерби мог сколько угодно стоять в своем офисе и глазеть на открывающийся вид. Никакие дела больше не ожидали его.

Он все уже сделал.

Мартинесу было любопытно, испытывает ли человек, проживший жизнь столь успешно, как Эндерби, сожаления о прошедшем, когда эта жизнь подходит к концу. Даже принимая во внимание его происхождение из очень привилегированного клана, надо было признать, что и сам он сделал немало для того, чтобы преуспеть. Все те привилегии, которые полагались ему по праву рождения, еще не гарантировали чина командующего флотом. Он был богат, принес славу своему роду, все его дети были устроены в жизни и счастливы. С женой была проблема, это правда, — но растрата, совершенная женой, не бросала тени на командующего флотом, следователи сделали все, что могли, чтобы доказать это.