— Я нашёл нужный дом совсем недалеко от базарной площади, и убедился у хозяина, что они в прошлое воскресенье купили на базаре деревянную кровать, — раздался голос дяди Володи.

— Отлично! — ответила бабушка, где-то совсем рядом над моей головой и я поняла, что она высунулась из окна кухни и вполне может увидеть меня со щепкой в руке, если сильно этого захочет. Но она таким же спокойным тоном продолжила, — сейчас же и поедем пока не стемнело, тем более это недалеко.

Мне ровным счетом ничего не оставалось сделать, как засунуть деревяшку себе в карман и оставить решение этого вопроса на темное время суток.

Уже очень скоро мы проехали опустевший рынок и продолжили свой путь, отдаляясь от деревни. Я приводила свои мысли в порядок, и как-то очень по-детски успокаивала сама себя:

«Она явно не работает! Уверена, что вечером я не увижу от нее ровно никакого свечения, и мне останется просто выкинуть ее подальше от дома…»

Солнце садилось, и мы, проехав опустевшую торговую площадь, вскоре становились около большого каменного дома, окруженного низкими деревьями и добротным забором. Калитка была открыта, и я проследовала за бабушкой во двор. По лежащим повсюду сливам, было понятно, что все деревья сада и вправду были сливовыми. Дверь открыл высокий красивый мужчина с белыми кучерявыми волосами и яркими голубыми, как летнее небо, глазами. Бабушка улыбнулась и представилась ему. Она вкратце, впрочем, как могла, рассказала о «чертовом колесе» и о возможной опасности от их новой кровати. По ее рассказу было понятно, что если у мужчины начали происходить странности, то он быстро смекнет, зачем мы пришли. Если же проблем никаких нет, то бабушка ему покажется просто навязчивой старушкой с хорошим воображением.

Молодой человек все выслушал, вышел к нам на крыльцо и закрыл за собой дверь. Он предложил нам прогуляться вдоль леса все никак не решаясь начать разговор. Переминая тонкие пальцы, он уводил нас все дальше по узкой дороге, осторожно поглядывая на окна своего дома.

— Дело в том, — начал он, — что моя жена очень сильно изменилась за эту неделю. В первую ночь после приобретения кровати, мы легли в нее вместе, как подобает молодым супругам. Однако ночью она стала кричать ни с того ни с сего бить меня. Мне пришлось перейти спать в другую комнату, и с тех пор она меня больше к себе не пускает. Более того, она сильно охладела ко мне. Кажется, что жена просто терпит моё присутствие рядом с собой. В то же время перед сном она надевает лучшее платье и вызывающе краситься, укладывает свои волосы так, словно идет на свадьбу. Одевает туфли на высоком каблуке и так, можете себе представить, ложиться спать. Всю ночью я хожу и проверяю, не ушла ли она куда. Но она неподвижно спит всю ночь до самого рассвета, ко всему прочему добудиться её просто невозможно. Утром жена встаёт в приподнятом настроении, напевает песни, а меня не замечает, словно живёт одна в этом доме.

— Видимо она путешествует по ночам, — предположила бабушка.

— Куда? — смутился тот.

— Куда же она может путешествовать на этой кровати то? Только на колдовское кладбище!

— Значит жена просто под колдовскими чарами? Она не разлюбила меня? — с оживлением и каким-то простодушием воскликнул мужчина.

Бабушка никогда не поддерживала идей и теорий, в которых не была уверена. Она не стеснялась говорить, что не знает в чем дело и ей ещё предстоит всё выяснить. Но предположение молодого человека было вполне разумным. Она дала указание проверить в темноте, есть ли светящиеся знаки у деревянной кровати, и если они действительно есть, то ему придется вывозить кровать на тайное кладбище, пока жены не будет дома. Мужчина, нахмурившись, все выслушал и покачал утвердительно головой. Бабушка рассказала, где нас найти и горделиво добавила, что её дело — предупредить молодую пару, но дальше всё будет зависеть только от них самих.

Молодой человек сильно оживился, получив хоть какую-то надежду на помощь в его странной семейной обстановке. Он заторопился пригласить нас в сад, и попросил подождать пару минут, заскочив в дом. Я прогуливалась вокруг, дядя Володя протирал от дорожной пыли свой мотоцикл, а бабушка рассматривала их просторный дом. Он был полностью сделан из ровных деревянных бревен, красивой кладкой. Крыша была довольно размашистой с большим скатом, по обе стороны которого были встроены окна второго этажа. С торцов дома красовались широкие балконы, судя по всему, спальни с белыми полупрозрачными занавесками. Дом выглядел шикарно и, думаю, внутри он впечатлял не меньше. Вдруг мой взгляд привлекло шевеление занавески в окне второго этажа. Его аккуратно кто-то отодвинул, и я увидела бледное лицо, обрамленное темными кучерявыми волосами. Черные глазки, словно угольки, обсмотрели нас всех и остановились на бабушке в лисьем прищуре, а ярко-красные узкие губы женщины отодвинулись вбок в недовольной ухмылке. В ту же секунду мужчина выбежал из дома, держа огромный пакет со сливами, который он выпрямленными руками, словно приз на спортивных соревнованиях, вручил бабушке.

Сидя в коляске мотоцикла с этим сливовым трофеем, я с тревогой посмотрела на горизонт, который окрасился спокойным желтым цветом. Солнце уже исчезло, забирая с собой последние лучи, а ночь еще не пришла. Сумерки всегда вызывали во мне какую-то необъяснимую тревогу. Словно каждый раз смена небесных тел над головой заставляла меня сомневаться в их обратном появлении на небосклоне.

Когда мы подъехали к дому, уже почти стемнело, и, вылезая из коляски мотоцикла, я почувствовала слабый укол в ногу. Щепка, о которой я всю дорогу думала, будто ожила и напомнила мне о себе. Задержавшись на улице, я аккуратно достала ее из кармана, и с содроганием увидела, как она блеснула бледным зеленым светом. Скрывая деревяшку от посторонних глаз, я еще раз внимательно взглянула на нее: ближе к ее широкому краю красовался магический знак. Он был оборван в самом конце, схематично напоминая человека, который лежит на боку с тремя парами рук. Совершенно растерявшись, что же теперь мне делать, я медленно провела по высеченной букве большим пальцем своей правой руки, и та на миг потускнела, точно так же, как и на колесе дяди Володи прошлой ночью. Тревога разрасталась во мне все больше и больше, и сумерки теперь были здесь совершенно не при чем.

Все еще находясь в полной растерянности и сев ужинать, я принялась расспрашивать бабушку о заколдованных досках:

— Бабуля, как ты думаешь, если заклинание на доске прервано, то эти деревяшки ничего не могут сделать человеку?

— Я не знаю, как действует эта магия, и в каких целях. Единственное, что приходит мне на ум так это то, что из этого дерева был сделан какой-то магический предмет. Колдун всеми силами пытается вернуть все части такой важной для него вещи, так как, вполне возможно, его существование зависит от его целостности. И кто знает, возможно, он даже оживет, собрав его, — немного растерянным голосом, делая большие паузы между фразами, ответила она.

— Мертвый колдун оживет? — с голосом полным сомнений и какого-то первобытного страха, переспросила я.