Пустынник врезал посохом Шпаге под колени, тот вскрикнул и, получив в довесок по затылку, рухнул на землю. А пришелец из некроза уже запрыгнул на капот сендера, схватив молоток. Кент не успел развернуться — брошенный инструмент врезался тупым концом ему в щеку. Хрустнула челюсть, и здоровяк, утробно хрюкнув, повалился лицом в грязь.

Узкий прямой клинок, непонятным образом возникший в руке пустынника, со свистом рассек воздух. Холера пронзительно закричал, схватившись за левое ухо.

Незнакомец наотмашь залепил ему ножнами по правому, и кетчер вылетел из кузова.

Бяшка стоял с раскрытым ртом, боясь пошевелиться. Пустынник выпрямился на капоте, окинул взглядом неподвижные тела бандитов и вложил меч в ножны. В руках у него теперь был обычный деревянный посох.

То есть посох из двух частей состоит, промелькнуло в голове у Бяшки, пытавшегося унять дрожь в теле. Его плечи, руки, пальцы, колени безудержно тряслись, стучали зубы. Прежде он никогда не видел, чтобы симбиоты действовали так, так… хладнокровно и расчетливо. Твари, которые иногда выбредали из некрозных пятен, всегда вели себя как тупые, ничего не замечающие перед собой создания. Напрочь лишенные рассудка, они выли и мычали, сдирали кожу с лица ногтями, пуская изо рта кровавую пену, и вскоре падали замертво.

— Н-не… — выдавил Бяшка, клацая зубами, — не уб-бивай.

Пустынник спрыгнул с капота, перешагнул через Кента и подошел вплотную. Стянул с головы тюрбан.

— Вик! — выдохнул Бяшка.

И, всхлипнув, опустился в грязь.

* * *

Ферзь попробовал шевельнуть пальцами. Он почти их не чувствовал, руки были крепко стянуты за спиной тонкой бечевой. Рот заткнули чензиром, наполовину окостеневший кусок вогнали так, что язык прижало к небу. Перед тем хозяин нищих кварталов успел-таки всадить нападавшему в ухо шило, которое всегда прятал в рукаве, но здоровенная тварь, придавившая его к стене полутемного барака, даже не вскрикнула. Потом Ферзю на голову набросили мешок и ударили его чем-то тяжелым в висок.

Очнулся он уже в повозке. Судя по шипению и тихому топоту впереди, ее тянули ящеры-манисы. Во рту скопилась вязкая горечь, чензир, пропитавшись слюной, разбух. Ферзь сглотнул и сразу пожалел: измученный язвенной болячкой желудок взбунтовался, перед глазами поплыли круги, горло сдавило спазмом. Замычав, старый вор рывком перевернулся на живот и шумно задышал носом.

И тут же сильные руки надавили на плечи, прижали голову и ноги к дощатому полу.

Ферзь лежал с закрытыми глазами и старался привести мысли в порядок. Не прикончили сразу, значит, вопросы задавать станут, выведывать что-то, может, пытать, а уж после… И как это отребье ночью да незаметно в нищие кварталы пролезло? Почему никто их не услышал, когда столько братвы кругом было, когда каждый в Москве знает, что ночь — это время Ферзя?

Повозку тряхнуло на ухабе, он открыл глаза. Его похитили не монахи, им не до того сейчас, у них новый Владыка — Ильмар Крест, брат Преподобного Геста, сгинувшего как три декады в предместьях Минска. Они власть сейчас в Храме делят. И не топливные короли на свободу старого вора посягнули, не Меха-Корп, не башмачники и уж тем более не люберецкие кормильцы. Тогда кто? Кто на беспредел пошел? Кланы хорошо знают, на что способна разъяренная беднота. Ферзя не просто будут искать, в городе поднимется такой шум…

Мешок на голове вонял гнилью, отчего сильно мутило, но приходилось терпеть. Терпеть и ждать.

Зашипели манисы, впереди и сзади завыли панцирные волки, и Ферзь вздрогнул. Сколько он был в отключке? Волки в Большой Московии только на ничейных территориях водятся. Стало быть, повозка давно из города выехала. Но как похитителям удалось миновать патрули и заставы Ордена?

Он глубоко вдохнул носом. Сбоку у борта кто-то завозился, цепляя ноги, покудахтал, будто курица на насесте, и вой оборвался.

Ферзь удивился еще больше. Обычно хищники охотятся стаями и если учуяли добычу, то не бросают ее, загоняют и после атакуют по старшинству, изматывая жертву укусами, чтобы вожак потом добил. А тут…

Он напряженно прислушивался. Повозка катила с прежней скоростью, в кузове никто больше не возился, даже ящеры перестали шипеть. Бежали себе, тихо стуча ногами по земле. Звук был таким, будто палкой-колотушкой ковер несильно выбивают — видимо, ступни манисам обмотали тряпками, вот и не слышно почти.

Так куда ж его везут? Везут со всей осторожностью и так быстро, что даже мутафаги отстали, а может, их что-то напугало или… От затылка по позвоночнику сбежал неприятный холодок, плечи покрылись мурашками: в повозке едет гронг! Но откуда ему в Москве-то взяться? Хотя… в городе давно такого не бывало: на Ленинском и Можайском трактах монахи дежурят целыми отрядами, рабы Ордена укрепления строят, то же и в Балашихе с Капотней происходит; Щелковский тракт топливные кланы перекрыли, всех под ружье поставили, даже старателям оружие раздали. А все почему? Нашествия кочевых племен опасаются. Ведь не случалось прежде, чтоб мутанты пошли войной на всю Московию!

За две прошлых декады Ферзь получил от стукачей столько сведений, сколько не поступало за сезон. Мрачные то были известия, одно страшней другого. Кочевые разрушили переправу через Разлом на Ленинском тракте и сожгли поселок Южного братства вместе с нефтяной платформой. Убили всех, даже женщин и детей не пощадили. Потом мутанты заняли Кислую долину — а от нее до Можайского тракта не так уж и далеко.

В город больше не идут караваны торговцев с юга, а люберецкие кормильцы подвозят лишь дешевую крупу, муки совсем нет. Лужники почти опустели, цыгане всем табором в Рязань подались, испугались нашествия мутантов.

Ферзь хотел сегодня ночью сходку провести, чтобы вопросы порешать, как дальше жить и что делать, если кочевые племена рискнут Москву штурмовать. Только Дуля и Болт, смотрящий с бригадиром, в квартал к полудню не подтянулись. Пришлось на их поиски своего помощника Крапиву отправить. Старый вор ему не особо доверял, тот без дурман-травы и дня уже прожить не мог, а с наркомана какой спрос… И Крапиву, как и Дулю с Болтом, Ферзь тоже не дождался. А около полуночи похитители явились, по-тихому перемочили охрану и вывезли его из кварталов. Без предательства точно не обошлось.

Далеко впереди стрекотнул пулемет, следом гулко бухнули два взрыва и защелкали одиночные выстрелы. Ферзь насторожился. В ногах опять кто-то заворочался и тихо прокудахтал, в ответ с передка коротко прогырчали, сбоку раздался гортанный возглас, шлепок, будто оплеуху кому-то отвесили, и пролилась длинная тирада, перемежаемая ругательствами. Говоривший помянул некроз, злых духов пустыни, катранов и чей-то зад. И все это было сказано на крымском наречии, то есть языке кочевых племен.

Все, сомнений у Ферзя больше не осталось: его похитили мутанты. Он вырос на горе Крым и неплохо понимал южан, их гортанный выговор.

Повозка резко остановилась. Захлопал тент на ветру, мутанты в кузове опять начали спорить. Из разговора старый вор заключил, что они возле Разлома.