Еще яснее это выступает в плане культуры. Разумеется, культурный упадок несомненен. Но начался он не с приходом варваров, а гораздо раньше. Варвары, в основном германцы, принесли с собой свою культуру, которая, однако, очень скоро (а в значительной степени еще до оседания на территории Римской империи) оказалась под сильным позднеримским влиянием. Варваров, поселившихся в бывших провинциях Римской империи, было сравнительно немного по отношению к местному населению, а его элита к тому же превосходила их в культурном отношении и обладала гораздо большим социальным опытом. В языках пришедших варваров не было слов и формул для оформления новых социально-политических структур, и они волей-неволей принимали латинские. И сравнительно скоро германцы теряют свой язык и переходят на местные варианты латыни, на каких говорило все окружающее население, сохраняя только (да и то далеко не в полной мере) свои личные имена. Так что не римское провинциальное население германизировалось, а германцы романизовались.

Большую роль в этом сыграла католическая Церковь. Когда германцы осели на территории империи, они были либо язычниками, либо христианами, но не католиками, а арианами. Только франки очень скоро после захвата Северной Галлии стали католиками. Арианство позволяло германцам сохранять их этническую идентичность. Но постепенно они стали обращаться в католицизм. А языком католической Церкви был латинский. Большинство писателей того времени были клириками, и латинский язык оказывается также языком тогдашней литературы. Говорить же о полном упадке письменной литературы в то время невозможно. Историки литературы даже говорят об остготском в VI и вестготском в VII в. предренессансе. На латинском языке пишутся хроники, составляются все официальные документы, в том числе законы. Латынь, таким образом, становится и повседневным языком всего населения, и литературным, и официальным, и богослужебным. Сам язык, разумеется, изменяется. В церковной службе и в документации пытаются сохранить правильный латинский язык, но уже в хрониках и других литературных произведениях можно отметить некоторые изменения. Но, конечно, самые значительные изменения происходят в повседневной латыни, которую и восприняли германцы. В эту эпоху начинается формирование романских языков.

Отсюда и встает вопрос: являлось ли время варварских вторжений и существования варварских государств на территории Западной Римской империи ранним Средневековьем или поздней древностью? И это — не просто спор о словах. Всем ясно, что это время — переходное. Но каково было качество этого перехода? Какие элементы преобладали в нем: античные римские или новые германские? Те, кто определяет эту эпоху как позднюю древность, настаивают на первом ответе, а сторонники раннего Средневековья — на втором[3].

Все сказанное имеет прямое отношение к Испании. После арабского завоевания и начала так называемой Реконкисты, т. е. обратного отвоевания страны христианами, христианские короли Северо-Западной Испании первое время представляли себя прямыми продолжателями вестготских королей, а свое государство — преемником разрушенного Вестготского королевства. Затем эта связь ослабла, но своеобразная германизирующая традиция осталась в испанской интеллектуальной среде. И проблема отношения Вестготского королевства к прошлому — Римской империи — и будущему — испанскому феодализму — решалась в основном так, что резкая грань проводилась между римской и вестготской Испанией, но зато устанавливалась преемственность между вестготами и последующими испанскими государствами, между вестготским обществом и обществом христианских государств более позднего времени, между культурой, принесенной варварами, и культурой испанского Средневековья. Крупнейшими представителями этой тенденции в первой половине и середине XX в. были такие видные ученые, как историк К. Санчес Альборнос и филолог Р. Менендес Пидаль. К. Санчес Альборнос в своих многочисленных и очень важных работах доказывал, что уже в вестготское время в Испании формировались те структуры и институты, которые типичны и характерны для развитого феодализма. Поэтому для него и его школы V—VIII вв. были временем раннего Средневековья. Сам Санчес Альборнос, являясь решительным противником франкизма, покинул Испанию после поражения республиканцев, но его школа в Испании продолжала существовать. Ее фактическим главой стал ученик Санчеса Альборноса Л. Г. де Вальдеавельяно, который обобщил свои и чужие исследования в синтетическом труде «История Испании», первый том которого охватывает период от начала испанской истории до позднего Средневековья. Для него Вестготское королевство было первым национальным испанским государством, потерянным из-за слабости монархии, подтачиваемой сепаратизмом феодальных (или феодализирующихся) вельмож.

За пределами Испании мысли и выводы Санчеса Альборноса и его школы наибольших последователей нашли в работах московского историка А. Р. Корсунского и немецкого (из ГДР) ученого Х.-Й. Дизнера. В своих статьях и монографиях эти исследователи стремились рассмотреть, как в вестготском обществе возникают и становятся преобладающими элементы феодализма. Для них испанское общество и государство этого времени — раннефеодальные. Их исследования основаны на большом фактическом материале, но в основном рассматривают вестготское общество, мало обращая внимания на испано-римское и его воздействие на германское. Впрочем, надо отметить, что их взгляды были обусловлены их принадлежностью (особенно Корсунского) не к школе Санчеса Альборноса, в работах которого они находили подтверждение результатам своих исследований, а к марксистской историографии (точнее — к тому варианту марксизма, который стал каноническим в СССР[4]и который был навязан так называемым социалистическим странам, включая ГДР). Отсюда преимущественное внимание социальной эволюции вестготского общества, которое оставляло на заднем плане, хотя, разумеется, и не игнорировало, политические проблемы этой эпохи. Исследования Корсунского и Дизнера стали важным этапом в историографии вестготского периода истории Испании и варварских королевств вообще, хотя далеко не все их положения в настоящее время приемлемы.

Марксизм оказал влияние на исследования А. Барберо и М. Вихиля. И в своих отдельных статьях, и в общих работах, опубликованных в виде сборника, они исходят из социального развития Испании. Большой заслугой этих авторов является наиболее последовательное в испанской историографии исследование социального положения и его эволюции в Испании, в том числе северных районов Пиренейского полуострова, реально, по их мнению, не включенных в социально-политическую систему Вестготского королевства. Именно резкое социальное расслоение общества этого королевства стало, как они полагали, причиной его крушения, а реально независимый Север с его гораздо более однородным обществом и смог превратиться в базу Реконкисты. Другой важной заслугой Барберо и Вихиля явилось установление связи между положением в Поздней империи и ситуацией, существующей после крушения Римской империи. К феодализму, как они считали, пришло все испанское (в ту эпоху кроме северного), а не только вестготское общество. Многие постулаты этих ученых вызвали критику своей упрощенностью и прямолинейностью. Но критикуя эти стороны исследований Барберо и Вихиля, испанские ученые используют многие их результаты и саму методологию.