Я не только сжигал свои нервы и деньги, но бешено уставал. В результате такой, постоянно подстёгиваемой дисциплины, а главное — из-за неполного понимания происходящего, напряжение и нервозность передавались хозяйке квартиры и моего сердца. Понимая, что я должен быть вдвойне осторожен, потому что она не только моё слабое место, но и прямая, а главное, короткая дорожка ко мне, объяснить ей или просто сказать, что надо проверять, нет ли слежки, закрывать занавеску, когда включаешь свет, а лучше вообще никогда не открывать, никогда не звонить с домашнего телефона и так далее, ныло невозможно, но что-то придумывать было нужно, и придумывалось, что являлось частыми причинами для обид. Мне приходилось самому проверять, нет ли за ней «хвоста», но как-то я решил это прекратить, напоровшись на встречу с человеком, который в принципе не должен был быть даже рядом с ней.

Это был ещё один нелёгкий период в моей жизни, где основными врагами стали ревность и недоверие и, скажу вам, врагами сильными.

Я давно перестал ценить свою жизнь, но пока она была — хотел, как и любой, каких-то положительных мыслей, чтобы разбавить негативы. Светлых окошек было не так много, но 1997 год начался одним из них — последней общей поездкой с Ольгой и сыном в заледенелую Лапландию. Идея состояла в желании отвезти сына к, будто бы, настоящему Деду Морозу. Директора турагентства, услугами которого мы все пользовались в лице Ирины, бывшей скорее волшебницей, чем турагентом, с приятным взглядом и стройной фигуркой, моя просьба удивила, но для неё ничего невозможного не было.

31 декабря я разбудил сынишку. Весь предыдущий вечер ушел на поиски видеокамеры и тёплой одежды в чужой, заиндевевшей стране — в спешке мы всё забыли дома, а встречу с таким Дедом снять надо обязательно, да и доехать до него по такому холоду нужно. Иак что теперь в шкафу висели три комбинезона, опираясь на три пары валенок, а рядом валялась всякая тёплая мелочь. Выпили чай и уселись в сани, отделанные мехом и запряжённые в… снегоход, они — на одни, я — на другие.

Ехали по низкорослому лесу тундры, с забелёнными деревцами, чуть выше человеческого роста, то поднимаясь, то скатываясь с постоянных сопок, восходящее солнце слепило, сверкали снежные кристаллы, рассыпанные не только по белому ковру, но и облепившие каждую веточку — красота, смешанная с колючим холодным воздухом, полусонным состоянием и предчувствием чего-то необычного и праздничного. Сын не спал полночи в ожидании небывалого — ещё бы, ждал этого дня полгода и забрался так далеко, как никто из нас, его родителей, никогда не забирался. Поворачиваясь и глядя на него, казалось, что сказочного персонажа он ищет, как подвоха, за каждым деревцем, и даже расстраивается, не увидев его за очередным возвышением. Его глаза увеличились и перестали моргать, когда на пригорке, среди деревьев чётко прорисовалась тройка оленей с большими красными санями. Честно говоря, мы, взрослые, и сами открыли рты.

Поднявшись чуть выше, мы все втроём, даже приподнялись на сиденьях — в углублении стоял небольшой лапландский сруб с двухскатной покатой крышей с трубой, из которой валил дымок, и, казалось, пахло чем-то тёплым и сладко-ягодным.

Мы стояли и мялись, не решаясь зайти. Первым не выдержал Илюшка (я уже снимал на видеокамеру), дверь открылась, иии… мы даже сняли шапки, приподняв брови от удивления. Сначала увидели огромный, с пляшущим огнём очаг и шипящий паром здоровенный чайник, висящий на рогатине. Справа, за мощным дубовым столом со скамьями, сидел в могучей, ярко-красной поярковой шубе, с белой, из настоящих волос, бородой, с алыми щеками, настоящий дед и, уж точно, настоящий Мороз. Рядом не хватало только что спасённой Алёнушки.

Мама слегка подтолкнула мальчика, и общение завязалось, дедуля «угадал» желание сына и подарил то, что он хотел. Илюшка не отрывал глаз от финна, владеющего, хоть и с акцентом, русским языком, мы пили вкусный, цветочно-ягодный натуральный чай и через полчаса раскланялись, более чем довольные исполнением общей мечты, о которой мы в своём детстве и думать не могли.

По приезду в отель — отдельный трёхкомнатный домик, — разжигая камин, я спросил у помогающего мне сына, чувствовавшего здесь себя как дома (эта хорошая привычка помогать осталась у него и сейчас, во взрослом возрасте), как ему Дед Мороз? Как видно, уже отойдя от сказочности поездки, отрок констатировал, показывая наблюдательность и невозмутимость, узнав мужчину, который вёз нас, сразу после прилёта, в гостиницу: «Нормальный. Я не знал, что Дед Мороз нас и в аэропорту встречал». Не то, чтобы вся поездка пошла насмарку — отдых остался отдыхом, но сказка стала более реальной жизнью, а незатуманенной мечтой с «алыми парусами» надежд.

Да, реальность пробиралась в каждую клеточку не только тела, отогреваемого огнём очага, но и разумом, занятого у каждого из нас троих своими мыслями. Этот Новый Год для нас — мужчины, женщины и ребёнка, — пока ещё семьи, был последним, проведённым вместе.

Сегодня, вспоминая тот день и вечер, пытаюсь понять, чего же мне не хватало, что же мне ещё нужно было, что заставило меня скоро «пропасть» почти на три года, кроме требований безопасности? Ответ прост и банален, хотя вряд ли что-то объяснит постороннему: большее.

Сын — мой отпрыск, рождения которого я ждал с нетерпением, мало того — многие решения были приняты ради его спокойной жизни, нормального питания и комфортного существования. Его и, конечно, жены. Он появился на свет сыном офицера, внуком двух полковников и правнуком третьих. Я был уверен, что он продолжит традицию, но сам сделал первый шаг, чтобы этого не случилось. В год поступления в Суворовское училище, он узнал, кто его отец, но очень расстроился не этому, а внезапно оборвавшейся между нами связи. Я написал письмо, где довольно подробно описал, за что и почему меня постигла такая участь-арест. И ребёнок, достойный лучшего и большего, ответил, что считает: если я так поступил когда-то, значит, не было другого выхода. Фамилию он менять не собирается, и его совсем не смущает, что об этом скажут другие, а карьера и будущая жизнь зависит не от указанных в автобиографии родственников, а от личных качеств, стремлений, связей и стечения обстоятельств.

Гены хорошие — спору нет, но в хорошем воспитании заслуга полностью его матери. Всё, что я мог для него сделать, кроме квартиры (которая сама собой разумеется), — это с десяток поездок на охоту и рыбалку, где мы проводили по одной-две недели вместе совершенно одни, как два увлечённых хобби мужика. Чем больше я уделял ему времени, тем меньше хотел расставаться. Он вёл себя так, словно с самого рождения мы всегда были вместе, хотя и называл, и меня, и отчима — отцами. Я не заметил в нём ни одного качества или черты характера, не желаемого родителями в его возрасте, и сын удивительно напоминал меня самого в мою бытность школьником, правда, совсем не увлекался спортом. На редкость разумный мальчик, затем юноша, а сейчас уже мужчина, с трезвыми оценками и нестандартным для сегодняшнего дня мировоззрением, я бы сказал, как и у меня, старомодным — не думающий о своей выгоде и тщеславии, но рассчитывающий только на себя. Я убеждён, Илья никогда не пойдёт по моему пути, по одной простой причине — он никогда не попадёт в те ситуации, которыми изобиловала моя жизнь, он как будто мудрее меня, не только в сравнении с днями начала этого пути, но и, кажется, с сегодняшним днём тоже. Конечно и я, в свою очередь, не позволю ситуации развиться до критической и смогу вовремя ее остановить.