– Успокойся! – крикнул он, удерживая Сеню. – Сейчас заборемся и колбу раздавим. Ты же на следующей неделе в Иркутске будешь?

– Ну буду.

– Вот и вскроем ее в краеведческом музее. Хочешь, я тебе сейчас ее отдам или перед отъездом? Я же убрал, чтобы целее была.

С этими словами Михаил отпустил руку паренька и ловко ее размял. Боль, появившаяся при падении, скомкалась, съежилась и как-то разом исчезла.

– Слушай, а как здорово ты меня! – уважительно проговорил Семен, понимая: сегодня его переиграли дважды.

– Самбо, – коротко ответил мальчишка. – Брат сводный натаскал.

– Покажешь?

– Конечно, покажу, – улыбнулся Мишка, – вы же у нас остановитесь. Под квартирой в подвале спортзал самодельный. Жалко, Серега в Америке, он бы тебя за неделю научил.

– Серега?

– Ну, брат сводный. Батя с его папашей друзьями были. Когда отца Серегиного убили, он с мамкой жил, а как та умерла, батя его и забрал.

– Ничего себе! – сел на гальку Семен. – А как он в Америку попал?

– По программе студенческой, ну когда в институте учился, а после диплома насовсем уехал.

– Спортсмен?

– В основном уличный бой, а из спорта приемы разные коллекционирует. Вот как этот. – И Мишка еще раз ухватил Сеню за локоть. – Не пьет, не курит. Здорово, что батя к нам его забрал. Я-то во дворе уже к старшакам прибился, сигаретками баловался, а он разом все прекратил. Там с нашей лавочки уже кто где. В основном пиво пьют. Серега, знаешь, чего может? – сверкнул глазами мальчишка. – Приедешь – фотки покажу. Он там в стойке павлина на американском Великом каньоне.

– Павлина?

– Ну, руки вот так. – Мишка оперся на валежину и попытался задрать ноги – ничего не выходило. – Короче, руки – так, а тело горизонтально.

– Нельзя так, – удивился Сеня. – Не выйдет. Упадешь.

– Спорим? – ощетинился Мишка. – На фотках сам увидишь, он так на памятниках всяких стоит, на мостах, на перилах. Говорит, его батя еще ловчее был.

Спорить или драться Семену теперь не хотелось. Десять месяцев старшинства неожиданно куда-то подевались, и мальчишка, что казался вчера маленьким, вдруг неуловимо быстро повзрослел.

– Слушай, а чего у тебя в мешочке, ну в том, который на шее? – спросил он.

– Лапка птичья, – быстро ответил Мишка.

– А еще? – настаивал Семен.

– Ну ладно, только никому?.. – вздохнул собеседник.

– Могила.

– Талисман Тофаларский, – понизил голос парень. – Даже батя не знает, что он у меня есть. Шаманка тамошняя подарила. На удачу.

– Шаманка?

– Мы, когда год назад в Тофаларию[4] летали, так в Алыгжере[5] к бабке одной зашли. Сафа зовут. Шаманка. Батя с ней о своем говорил, он же клады всё ищет, а Сафа, как папка в поселок ушел, меня к себе затащила. Достала золотых самородков две горсти и давай фигуры на столе выкладывать. Смотрела-смотрела и говорит: «С отцом своим прямо в след идешь. Он тайны ищет, и тебе придется». Потом молчала долго, голову мне трогала, трубку курила, в дым смотрела, а потом талисман и дала. Наказала в путешествиях не снимать, а если вдруг голым останусь – проглотить. Мне вот только непонятно, – повернулся он к Семену, – что это значит?

– Что? – выдавил из себя тот.

– Ну, голым я останусь. Проглотить-то легко: они маленькие, а вот голым… С чего бы вдруг?

– Покажешь? – протянул руку Семен.

– Запретила… – вздохнул Мишка. – Сказала, увидит кто талисман – того за собой утащить сможешь. Не боишься?

– Правда, что ли? – не убрал руку паренек.

– Смотри, не боится! – расхохотался Мишка. – Шучу я. Только никому, что ты видел!

– Могила! – пообещал Сеня.

Парень стянул майку, оставшись лишь в нательном кресте на темном шнурке и с холщовым мешочком на груди. Снял, потянул за шнурок.

Из открывшейся горловины выпала лапа с колбой.

– Держи, – протянул Мишка Сене. – Вот они. – На ладонь выскочили два камушка желтого цвета. – Знаешь, они еще иногда жгутся.

– Жгутся?

– Ну, это кажется так. Если щипать на груди под мешочком начинает, то, значит, произойдет что-то. Подерусь или еще что случится. Ты смотри давай, но не трогай.

– Что это? – с удивлением рассматривал Семен желтый блеск на бугристых спинках талисмана.

– Золото, – одними губами шепнул паренек. – Самородки шаманкины. Выбрала она из кучки и мне отдала.

– А почему трогать нельзя?

– Да в принципе можно, только мы с тобой тогда навечно повязаны, а это не шутка. Так она сказала. И куда моя дорога пойдет, туда и твоя будет…

Родительские оплеухи, «павлин» и гнездо

Утро для мальчишек закончилось неожиданно.

Семен еще рассматривал ухваченные таки с Мишкиной ладони самородки, а тишина Байкала нарушилась далеким пением лодочного мотора, ясно слышного в утренней тиши.

– Держи, – засуетился Семен и вернул талисман. – Лапу тоже убери. Прячь давай!

– Чего заторопился-то? – Мальчишка стал запихивать свое добро в мешочек.

– Да по нашу душу идут, – прислушивался Семен. – Батя не удержался. Будет сейчас на орехи. Они там паникуют, а мы тут посиживаем. Палатку снимай, а я пока лодку разгружу.

Сеня опять становился старшим, и Мишка неохотно поднялся с песка.

Неожиданно за палаткой он увидел что-то белое. Подошел.

На земле лежали многочисленные мелкие косточки, отполированные временем. Рядом валялась сухая макушка елки, под которой они остановились.

«Не иначе, ночью ветром сорвало, – сообразил парень, рассматривая светлый излом. Глянул наверх: – Слазить бы. Что там за кладбище? Наверняка гнездо какого-нибудь ястреба или филина».

Но времени не было.

Активность Сени была понятна: придут родители, а у них сборы в обратную дорогу уже идут полным ходом.

Вздохнув и глянув наверх еще разок, Мишка потянул увязку палатки, замотанную за ель.