Отряд наш был очень дружный. Во всех спортивных состязаниях мы в своей возрастной группе занимали первые места, а может, это случалось еще и потому, что воспитателем был Александр Михайлович, молодой, шустрый учитель из городской школы, гонявший нас «по полной программе» то на спортплощадку, то на кросс по лесу, то на заплывы по секундомеру. А на днях – прошла обще-лагерная «Зарница» на «минном поле», так мы называли большую лесную поляну в километре от лагеря, с участием солдат из «Чебары» – «учебки» для солдат, недалеко расположенной от города. И наша бравая армия лагерных аборигенов третьего отряда выловила из кустов троих! автоматчиков. Если учесть, что солдат всего было семь человек, а отрядов двенадцать, то можно было понять наши «первобытные выкрики» радости и «ритуальные пляски победителей». После разоружения противника, поиска в траве и расталкивания по карманам отстрелянных гильз мы с трофейными «калашами» фотографировались, испытывая неимоверное чувство гордости и собственной значимости в глазах проигравших команд. Мне так хотелось попасть в кадр с автоматом, и я уже был готов позировать, но до боли знакомый голос за спиной попросил дать ей оружие. Ну, естественно, оставалось только беспрекословно выполнить эту просьбу, дабы не упасть в её глазах ниже плинтуса и не прослыть «жмотом» до скончания века. Вот и пришлось на снимке изображать в голову раненного бойца, не успевшего надеть противогаз. А потом…, потом уставшие, но довольные мы двинулись по знакомым тропам через лес в сторону лагеря, позвякивая гильзами в карманах и на ходу срывая еще красновато-бурую, не дозревшую чернику.

Вечером в честь победителей на деревянном пирсе у берега озера была устроена дискотека, и я впервые решился пригласить ее на медленный танец. Как правильно это делать и как танцевать в паре, не мешая друг другу, мы познавали здесь и сейчас, по крайней мере, лично я, ведь смотреть на взрослых – это одно, а как выполнить самому – совершенно другое, непонятное, неизведанное. «Оркестр Поля Мориа» рвал сердце на части популярной мелодией «Speak Softly Love», уши горели пунцовым закатом, вспотевшие руки ощущали её легкие покачивания в такт музыки, а мои ноги то и дело пытались бесконтрольно деревенеть и запинаться за Светкины босоножки. Музыка прозвучала, как один миг, но этот миг показался мне вечностью. После отбоя совсем не спалось, в голове в тысячный раз прокручивалась всё та же мелодия, те же ощущения. Ну а раз сон «не шёл», мы решили поболтать. Через десять минут в палате из десяти человек шёл нешуточный бой с бомбометанием в виде перьевых подушек, и воплями, как будто включилось сто «воздушных тревог» одновременно. Бой закончился в одну секунду, когда включился в палате свет и на пороге оказался старший физрук лагеря «Коля-Ваня». Вообще-то его звали Николаем Ивановичем, но, так уж повелось, не первый год он работал в этом лагере, и за ним «приклеилась» стойкая кличка «Коля-Ваня». Все побаивались его острого орлиного взгляда, шевелящихся, как казалось от злости, усов и обходить старались сторонкой. Двое бомбометателей так и застыли в замахивающихся позах, стоя на кроватях, как будто встретились взглядами с «Медузой Горгоной». Он пошевелил усами, как змеями этого мифического создания, и обратился к нам с пламенной речью:

– Не спится, бродяги? – выкрикнул он со злобной улыбкой и подозрительной искоркой в глазах взглянул на меня, – Выходить всем и строиться у дачи…

Мы как кролики перед удавом, медленно поднялись с постелей и тысячи «мурашек» табуном проскакали по спинам обреченных. Ни чего не оставалось, как подчиниться. И вот, десять представителей третьего отряда с заложенными за голову руками, вприсядку «нарезают» десять кругов вокруг дачи. Последний оборот, давался особенно тяжело, но мы достойно прошли эти круги через заросли огромных корней близ растущих сосен, и если бы в лагере устроили соревнования по ходьбе «гуськом», то мы всё равно заняли бы первое место. Повторный отбой. Но спать так и не захотелось, а наоборот, свежий вечерний воздух, крики сверчков и физическая нагрузка совсем выместили последние зачатки сна. Лежал, упершись взглядом в темноту, ворочаясь с боку на бок, и думал о ней. Заснул только под утро, предвкушая приближающуюся походную романтику.

Проснувшись утром за минуту до подъёма, я услышал равномерное постукивание дождя по крыше дачи и небо, принявшее серый, скорбный вид. За окном появились огромные лужи и каждая капля, упав на их поверхность, образовывала пузырь. От деда я слышал про примету о том, что если появляются эти пузыри, то дождь будет затяжным. Такое стечение обстоятельств не входило в мои личные и в отрядные планы, потому что на лагерной доске объявлений висел плакат с расписанием мероприятий на каждый день смены. Через два дня самый спортивный отряд, а это были естественно мы, должен был, получив походный инвентарь и продукты, выдвинуться в западном направлении вдоль береговой линии Тургояка в поход. Настроение было испорчено надолго и не только у меня одного. Девчонки, чуть не плача выходили на веранду кучками и, глядя на небо, бормотали «мультяшные заклинания типа: крибле – крабле – бумс», пытаясь тем самым умилостивить духов озера и разогнать низко нависшие тучи, больше напоминающие грязно-серый туман, зацепившийся за макушки окрестных гор и затянувший всё небо. Я, прогуливаясь по кромке берега озера на территории лагеря, глядя на накатывающиеся волны с белыми барашками пены и многомиллионными мелкими кружками на воде от дождевых капель, тоже пытался своим небогатым двенадцатилетним опытом сформировать «посыл», с просьбой о прекращении дождя и выходе солнца из-за туч. Но как точно это сделать и кому отправить – не знал и всё делал по наитию, как получится. «Посыл» попытался передать Духам озера, о которых слышал лагерные страшилки перед отбоем. Верхняя одежда уже промокла и струйки дождевой воды стекали между волосами за шиворот. В надежде на милость неба я двинулся к столовой. Погрузившись в личные переживания, я совсем забыл про завтрак, который был уже в самом разгаре. Самое удивительное произошло дальше. Ветер понемногу стих, оставив на воде только мелкую рябь, тучи стали приобретать рваные очертания, а когда я с отрядом вышел из столовой – над головой появился клочок голубого неба, как глоток надежды.

Ускоренная подготовка к походу мигом захватила разум всего отряда. Столовая не досчиталась двадцати вилок, в мановение ока превратившихся в ударную часть остроги для охоты на раков, для каждого уважающего себя туриста мужского рода-племени. Я предусмотрительно в лагерь с собой взял подводную маску для более комфортной «подводной охоты». В один полиэтиленовый пакет были уложены два комплекта батареек для фонарика и во второй – сам фонарик, запасные лампочки, складной нож, огарок свечи, спички, крем от комаров, рыбацкий набор с двумя комплектами лески, поплавков, грузил, крючков, купленный в магазине «охота и рыболовство» за пару дней до отъезда в лагерь. Оба пакета были аккуратно помещены в боковой карман рюкзака. Все остальные вещи вперемешку с консервными банками, посудой, спальными принадлежностями, фляжкой под воду, маской и средствами личной гигиены были впиханы в сам рюкзак. Наверх каждый привязал индивидуальный спальник, скрученный в трубочку.

И вот настало то благословенное утро выхода туристической группы в лице третьего отряда из ворот лагеря. Дежурные подняли шлагбаум и пока мы не скрылись за пригорком в ближайшем перелеске, с завистью провожали взглядом колонну нагруженных, но довольных «везунчиков-туристов». Тропа вела по краю береговой линии через подлесок, состоящий из осин, рябин, ивняка и других низкорослых деревцев. Сама береговая линия отступала от леса довольно далеко из-за того, что озеро имело многолетнюю цикличность изменения уровня воды, которая сейчас приближалась к минимальной отметке. В сравнении с прежним максимумом – уровень «зеркала поверхности озера» упал на два с лишним метра! Весь берег быстро зарастал молодым березняком, ивняком и прочей прибрежной растительностью, а кроме всего на берегу появилось множество огромных валунов, прежде находившихся под водой, двигаться по которым группой было крайне затруднительно и травмоопасно. Погода, к всеобщему удивлению и радости прояснилась и по бездонной голубизне небес, как по морю проплывали грациозные каравеллы белых облаков. Солнце еще не успело напечь нам головы, так как мы продвигались по южной стороне озера, и сосновый бор своими кронами прикрывал наши макушки. Лесные запахи сосновой хвои, цветущих трав, березовых листьев, прелых пней и мха, облепившего каменные утесы, перемешивались с влажным ветерком, дующим с озера, приносящим лёгкие ароматы прибрежных водорослей, рыбы и еще чего-то непостижимого, но такого близкого и знакомого с детства. Я шел по лесу и ощущал полное единение с природой. Не вязалось это единение только с присутствием ненавистных комаров, которые, казалось, из всего отряда видели только меня, но дух коллективизма и «чувство локтя» делали нашу группу единым организмом, этакой сороконожкой, двигавшейся в заданном направлении и не обращающей внимания на кровососущих тварей. И вот позади первые протопанные километры, забор соседнего лагеря, «Пугачевская поляна», «Форелевое хозяйство», заводская база отдыха… Перейдя на западную часть озера, когда солнце приблизилось к зениту – рюкзак стал понемногу тяжелеть, на футболке уже не было сухого места, фляга с водой почти опустела, а чувство усталости захватило большую часть ног и спины «в плен» – мы сделали небольшой привал. Туристический пыл у многих поубавился, а часть рюкзаков отдельных девочек перекочевали на спины рядом идущих отдельных мальчиков. Хотелось искупаться, подкрепиться и на «сон час» по распорядку, но, увы, внутренний голос гнал из души лень, находя её оправдания неубедительными и вредными для репутации в глазах «соплеменников». На сегодня, большая часть пути уже была пройдена, нам нужно было собраться, согнать навалившуюся сонливость и двигаться дальше к заветной поляне за островом Веры. Руководители похода повели наш отряд по короткой дороге через лес, напрямую, только эта прямая была сначала долго-придолго в гору, а потом лёгкой трусцой вниз… Последний отрезок пути мы плелись по хлюпким кочкам, заросшим болотными травами, черной зловонной жижей, состоящей из сероводородной воды и ила, неумолимо затекающей в кеды. Весь пейзаж оживили только бескрайние заросли Иван-чая, взвившиеся красными стрелками к небесам.