Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но обо всём по порядку.
Так сказать, о главных действующих лицах. В соседней со мной квартире живёт Катя. Ей двадцать восемь, она работает в книжном магазине. Каждый день, около двенадцати, я спускаюсь к ней из своего офиса, мы обедаем, пьем чай, болтаем или просто молчим за чтением книг.
Она бы устроилась библиотекарем, но продавцу больше платят, и главное, рядом книги. «Мои богатства», — как говорит Катя, делая обход каждый час. Переставляет их с полки на полку, меняет местами Бродского с Маяковским, Радзинского с Сенкевичем, колдует и творит. Никогда не советует брать красочные и дорогие «книги-пустышки», даже в убыток себе, и всегда знает, кому предложить книгу, способную поделить его жизнь на До и После. У Кати для каждого существует свой «особый» экземпляр, после прочтения которого человек не сможет быть прежним. Люди возвращаются, чтобы поблагодарить ее, и снова просят совета в выборе.
Я долго брожу вдоль полок с книгами, выбираю что-нибудь стоящее среди романов, в итоге все равно хватаю очередной детектив — они не так ранят одинокое женское сердце. Я ж не мазохист. А возле Кати, на столе, к моему приходу всегда лежит очередная толстенная кулинарная книга, из которой она что-то выписывает, потом делает заметки в блокноте, составляет списки продуктов для приготовления нескучного ужина. Готовится человек к семейной жизни, набивает руку.
Катя — девушка неплохая, но в последнее время слегка зацикленная на поисках спутника жизни. Именно она сначала познакомилась со всеми соседями по подъезду, а потом перезнакомила их друг с другом. Роковая ошибка. Нет, ей, безусловно, хорошо. Теперь все жильцы как тараканы могут стекаться ко мне в квартиру! И покидают ее, когда им заблагорассудится. Они хорошие люди, не спорю. Но, черт возьми, я не успеваю от них отдыхать.
В Кате метр семьдесят роста и семьдесят пять килограмм веса, девочка она не столько полная, сколько крепкая, плотненькая и упитанная. Фигура — шикарная, всё при ней. Если в ней и есть недостатки, то она их не замечает, потому и мужчины вокруг их тоже в упор не видят.
Лицо у Катьки на зависть красивое: правильные черты лица, яркие большие глаза и сочные губы, а ещё волосы — длинные, чёрные и всегда стянутые в высокий аккуратный хвост. Она одинока, поэтому может себе позволить тратить все деньги на дизайнерские шмотки, спа-салоны, мягкие ковры или дорогую бытовую технику. Но предпочитает этого не делать, потому что у нее есть ритуал: раз в неделю посещать дорогой ресторан, пробовать новые блюда, хорошее вино и сыр с плесенью. Там она черпает энергию и вдохновляется для будущих кулинарных экспериментов.
Катя — определенно хорошая хозяйка, добрый друг и интересный собеседник. Именно к ней все соседи собираются на вечеринки по большим праздникам. Но только, пожалуй, я знаю, что все эти мероприятия затеваются для того, чтобы Катя могла в сотый раз попытаться очаровать красавца-соседа, живущего на нашей площадке. Его зовут Арсений. И он мой старший брат.
Арсению тридцать семь, и Катерину он в упор не замечает. Может быть, потому что Сенька вконец измотан делами, проблемами с бывшей женой и воспитанием их общей дочери Ксюши. Он много трудится, чтобы обеспечить дочь всем необходимым, пытаясь при этом уделить ей достаточно времени.
Ему был всего двадцать один год, когда он повстречал Ольгу, мать Ксении. Роковая красотка: высокая блондинка с томным взглядом и дерзким характером. Она любила роскошь, без стеснения требовала дорогих подарков и отдыха в жарких странах. Сеня влюбился без памяти, ухаживал, ходил за ней по пятам, а Оля смеялась, дразнила, гуляла с другими мужчинами, наблюдая за его реакцией. Брат не ревновал, воспринимая всё это как вызов, считал, что так она подталкивает его к серьезным отношениям и ответственности.
Он работал в две смены, чтобы баловать ее новыми нарядами. Думается, что потом эти новые наряды слетали с Олиных плеч на пол во время жарких свиданий с другими мужчинами. О её похождениях не болтал только ленивый. Но Сеня упрямо никому не верил.
Ей нравилось держать его в постоянном напряжении, дёргать за ниточки, наблюдать. Нравилось то слепое обожание, с которым Арсений потакал всем её капризам. Она всё ждала, когда сможет найти подходящий вариант, чтобы срулить и жить обеспеченно. Но спонсоры не спешили брать ее под свое крыло.
А когда Ольга забеременела и родители настояли на свадьбе, весь её гнев за то, что лёгкая жизнь, полная флирта, окончилась, обрушился на моего брата. Она постоянно была недовольна, кричала, била посуду, требовала внимания и денег.
Когда родилась Ксюша, всё стало только хуже: брат сам гулял с ней, купал, сам вставал ночами, сам водил в детский сад, стирал, варил супы и кашки. Ольга училась, вела бурную студенческую жизнь, мало появлялась дома — ребёнок стал для неё обузой, а мужа она и вовсе не замечала.
Когда дочери исполнилось пять, они уже практически не общались, находясь в одной квартире, могли не встречаться неделями, а ещё через год развелись. Суд определил, что с согласия матери дочь останется жить с отцом. Это был первый раз, когда я видела Олю счастливой — она, наконец, паковала чемоданы, предвкушая, как избавится от ненавистной обузы. Паковала и напевала себе под нос. На прощание она выдала тираду о том, что муж и дочь всегда мешали ей жить, развиваться, делать карьеру, дышать полной грудью. Потом в один прекрасный день в отсутствие бывшего мужа вывезла всю мебель и технику. Брат пожал плечами, сменил замки и продолжил жить дальше. За время, проведённое в браке, он перестал доверять людям и привык к состоянию постоянного стресса, серьёзных отношений больше не заводил, даже не пытался, и с женщиной никто его последние лет пять не видел.
Когда я переехала поближе к брату, старалась помочь ему во всём: готовила ужины, помогала Ксюше делать уроки, читала ей книги вслух, водила гулять, одевала, — старалась никого из них не обделить вниманием. Но всё же заменить племяннице маму я бы не смогла, да и общается она со мной скорее как с подружкой. Сейчас ей пятнадцать, самый трудный возраст, когда подростка нужно контролировать во всём, больше общаться, а её мамаша только и знает, что доводить семью бывшего мужа своими нападками.
Про наш этаж у меня всё.
А надо мной живёт мужик лет пятидесяти, пропитый насквозь алкоголик. У него длинные рыжие волосы и противный зычный голос. Грудь его вечно обвешана какими-то цепями, а на волосах мирно ютятся хлебные крошки. Его зовут Герман Петрович, но за глаза мы называем его Домовой. Уж больно похож.
Раз в месяц он собирается помыться и постираться. Я узнаю об этом, когда у меня с потолка начинает капать, а потом и струиться вода, оставляя за собой жёлтые разводы на стенах. Тогда я обычно поднимаюсь на его этаж, минут пятнадцать извожу своим стуком. Потом приходится отчаянно пинать ногой в дверь и орать. Он неизменно предстаёт передо мной, обёрнутый полотенцем.
Далее мы отчаянно ругаемся, пытаясь перекричать друг друга, на крики сбегаются соседи и разнимают нас. Всем жаль Домового, ведь он ужасно одинок. У него даже собутыльников не бывает. Место работы и род деятельности Германа Петровича никто не знает, так же как и его возраст.