Про терренгбили Фуруху вовремя вспомнил. Ведь он как сотник имел право пользоваться ими даже в обычное время, а уж в такой экстренной ситуации…

Ну, вот, слава эмир-шаху! О нем не забыли. Начальство прислало терренгбили на гусеничном ходу – целая колонна двигалась со стороны поселка. Ему не придется бежать по грязи вместе с этой ужасной толпой. Терренгбили, которые иногда в разговоре называли просто билями, перемещались лихо, ведь они были специально предназначены для движения по любому бездорожью. Вот только какой же жуткий урон наносят они плантации!

Фуруху сам удивился, о чем он думает в подобную минуту, ведь жидкий огонь был уже совсем близко. Вот бы если начальство умело читать его мысли! Именно сейчас. Наверно, сразу произвели бы в персональные охранники. Впрочем, далеко не все свои мысли Фуруху готов был доверить начальству. Так что пусть лучше не умеют читать их.

А в терренгбили уже грузились десятники, и очумевшие фруктовики пытались залезать туда же, цеплялись за любые выступы и ручки, и некоторым удавалось уезжать вместе с машинами. Однако десятники злобно отпихивали их руками и палками, скидывали под колеса и давили лязгающими гусеницами. И кровь фруктовиков смешивалась с грязью, водой и ярко-алым соком айдын-чумры. Это было не то чтобы красиво, но очень эффектно. Фуруху даже засмотрелся, даже забыл, что и ему уже пора поторопиться. Ведь жидкое пламя подползло настолько близко, что стала ощутимой исходившая от него жара.

И тут наконец ожил его переговорник, лежавший в кармане форменных штанов.

– Сотник Фуруху, погляди налево. Мы приехали за тобой. Ты удостоен быть спасенным на особом транспорте, предназначенном только для доверенных сотников и прочих избранных категорий населения.

Персональный охранник султана Азбая выражался необычайно длинно, но Фуруху и не собирался дослушивать его до конца, он уже торопливо спускался вниз, держась за перекладины своей ставшей совсем неуютной вышки. Спускался быстро, потому что слева, куда его попросили посмотреть, стоял подъехавший со всей мыслимой стремительностью снаббус – большой, красивый, на воздушном ходу.

Такой экипаж Фуруху видел лишь однажды в своей жизни. Давно. Он был тогда еще совсем мальчишкой, и друзья рассказывали ему, что на снаббусах ездят только султаны, да и то не все, а только самые-самые приближенные к эмир-шаху. Видно, многое изменилось с тех пор на планете, или многое изменилось в жизни самого Фуруху. И вот именно теперь, в этот страшный и прекрасный день.

Он уже слышал, как раскаленная жижа, стекавшая с гор, шипит в воде. Он уже задыхался от страшного чада, ведь горело все: трава, деревья, люди, песок. Казалось, даже вода горит. И в горах снова громыхнуло, как будто даже еще сильнее, чем в прежний раз, и за каких-нибудь несколько секунд до посадки в снаббус Фуруху увидал то, чего, наверное, ему не полагалось видеть.

В раскаленной, светящейся и дымящейся жиже, сползавшей с вершины горы, что-то… Да нет не что-то, а КТО-ТО шевелился. Золотисто-оранжевые существа, похожие на людей, махали руками (клешнями? лапами?), разевали рты (пасти? клювы?) в бессильной попытке что-то сказать, сообщить, выкрикнуть. И в тот же миг их поразил яркий голубой луч, ударивший сверху. Фуруху успел проследить за направлением луча и заметил над горами странного вида парящий в воздухе биль. Он был похож на слегка вытянутый шарик айдын-чумры только со странным сверкающим диском сверху.

Золотисто-оранжевые монстры, барахтающиеся в раскаленной жиже, остались явно недовольны проявлением такого внимания к себе. Они все как будто съежились, напряглись, и словно удержав голубой луч в своих невероятных лапищах, перекрасили его в желто зеленый цвет с тем чтобы отпустить потом, как натянутую резинку, и выстрелить обратно, по летающему билю. Выстрел удался. Летающее устройство в одну секунду было охвачено таким же в точности пламенем, какое по-прежнему без устали вытекало из горы. А потом биль почернел и начал стремительно падать, по пути разваливаясь на кусочки.

Дальнейшего Фуруху не видел, потому что сильные руки одного из персональных охранников султана Азбая решительно втянули его в снаббус, где царил полумрак, прохлада и дурманяще-приятные незнакомые ароматы. Перед глазами сотника запрыгали разноцветные огоньки, запахи сделались еще сильнее, еще приятнее, ноги его подкосились, и…

Язон динАльт оторвал взгляд от экрана и, повернувшись вместе с креслом к Мете, спросил:

– Давление биополя на защитный экран увеличилось?

– Нет, – сказала Мета. – Все изменения в пределах погрешности приборов. Можно считать, что биологическая активность в Эпицентре по-прежнему нулевая.

– Невероятно! Я просто перестаю понимать, что происходит, – проворчал Арчи. – Ведь третий раз над этим злосчастным местом пролетаем. Может, еще раз выстрелить туда нашим лучом?

– Бессмысленно, – отозвался Стэн. – Никаких эмоций. По джунглям наносить удары сейчас гораздо интереснее.

Остронаправленные пучки физиомагнитных лучей повышенной мощности были последним совместным изобретением Стэна и Арчи. Оба остались страшно довольны друг другом. Арчи гордился самой идеей гуманного оружия, не уничтожавшего, а лишь гипнотизировавшего животных, а Стэн чисто по-пиррянски получал удовольствие от уникальной точности, силы и быстродействия нового облучателя.

А вот коренное население Мира Смерти, то есть бесконечно меняющиеся злобные твари всех мастей вновь вели себя необъяснимо и непредсказуемо. Они вдруг практически оставили в покое и шахты, и город Открытый, и исследовательский центр, а также разросшийся и ставший, можно сказать, оживленным космопорт имени Велфа. Пирряне теперь принимали у себя даже торговые корабли, поэтому Керк иногда грустно шутил, что, если дело и дальше так пойдет, скоро начнут принимать туристов. И Язон, дурачась, придумал парочку-другую аттракционов. Как то: плавание на перегонки с ланмарами и дюжиногами в теплом океане под непрерывным снегопадом; наблюдение за вулканом, извергающимся в непосредственной близости от прогулочного морского катера с экскурсантами; и – для любителей самых острых ощущений – проход через джунгли без огнестрельного оружия, с мачете в правой руке и арбалетом в левой. Можно наоборот (в зависимости от пожеланий клиента).

Но шутки шутками, а пиррянская живность действительно ни с того ни с сего начала свирепствовать именно в джунглях. На планете словно возникли внезапно государственные границы. Звери как бы заявили официально, мол, на своей территории делайте что хотите, а на нашу, исконную, в родные джунгли – не пустим. И потомкам первых колонистов Пирра пришлось покидать самые старые фермерские поселения, просуществовавшие едва ли не четыре столетия. Бывшие «жестянщики» не сумели в свое время переломить себя и уйти в леса, предпочли жить на иных планетах, зато теперь бывшие «корчевщики» вынуждены были перебираться именно в город. Дикие джунгли отовсюду грозили гибелью.

И только Накса со своей гвардией лучших говорунов еще держался. Их пока не трогали. Телепатический контакт, который эти люди умели устанавливать со зверьем, позволял остановить практически любую агрессию. Однако жизнь Наксы и его учеников стала совсем несладкой. Жизнь в постоянном напряжении, в непрерывном ожидании неприятностей, в готовности каждую минуту собрать все силы и продолжать борьбу.