Звали его Денис, и переехал он к ней через месяц. Сразу починил кран в ванной, поправил карниз на кухне и принес в дом странные продукты, которые раньше у Насти не приживались, – свинину, картошку, селедку. Играючи пожарил отбивные и картошку и попросил Настю на завтра сварить борщ. Но главное не это. А то, что, кажется, Настя уже почти поняла, засыпая ночью на широкой груди Дениса и с нежностью слушая его довольно мощный храп. Ну, в смысле поняла, о чем ей тогда говорил Игорь. Ну, когда пожелал ей понять что-то такое, о чем он раньше не догадывался сам.

Вот такие метаморфозы случаются с человеком. Не часто. Но все же бывает. И жизнь иногда разворачивается самым неожиданным образом и для окружающих, и для нас самих. А спустя год Настя родила дочку, такую же крупную и щекастую, как и ее отец. Гуляя с коляской во дворе, столкнулась как-то с Лолкой – та была тоже с коляской. Настя посмотрела на испуганную Лолку и рассмеялась. На следующий день они гуляли уже вместе, конечно, вдвоем веселее. Обсуждали, естественно, свои женские дела – памперсы, соски, обеды, ужины, мужей.

В общем, все то, что обычно обсуждают вполне счастливые женщины.

В четверг вечером, когда Мишенька уже спал, она садилась на веранде, брала в руки карандаш и листок бумаги из блокнота, надевала на нос очки и, вздыхая, задумчиво смотрела перед собой. Ей предстояло хорошенько подумать, не пропустить ничего и, конечно же, изложить это подробно на бумаге. Она вообще обожала всякие тетрадочки, блокнотики и просто разрезанные на четыре части бумажные листы – любила все фиксировать. Так она делала всю жизнь. А к старости, когда память подводила все больше и на свою голову она уже и не надеялась, без этих записочек она и вовсе не справлялась. К тому же человеком она была крайне ответственным. А тут такое дело! Приближались выходные, а это означало, что приедет вся большая семья. Съедутся, конечно, все, это наверняка. Находиться в городе практически невозможно – уже четвертую неделю стоит невообразимая, изматывающая, сумасшедшая жара. Даже здесь, на даче, воздух был раскален до предела, земля рассохлась и покрылась глубокими трещинами – за весь месяц дождь не пролился ни разу. Лето было объявлено аномальным – но кому от этого было легче? Правда, под вечер, после десяти часов, за городом все-таки наступала если не прохлада, то все-таки хоть какое-то облегчение. А город, конечно, не успевал остыть даже к ночи.

Итак, завтра, в пятницу, предстояла большая готовка. Несмотря на жару, аппетит у всех, как, впрочем, всегда, будет отменный. Конечно, кто-нибудь обязательно привезет мясо на шашлык – скорее всего, Герман. Но прекрасно пойдут и холодный щавелевый суп, и непременно пироги – с капустой, мясом и, конечно, сладкие, к чаю. Например, с яблоками или вареньем. Да что пироги? Это так, баловство. Для разбежки и услады, так сказать, желудка. Еще требуется что-то посущественнее – например, жаркое или жареные цыплята. Матильда тяжело вздохнула и опять задумалась. Да, и непременно квас. Свой, домашний, из ржаного хлеба и изюма. Все эти газированные подделки из пластмассовых бутылок она категорически не признавала.

Записав все это, она придирчиво и внимательно проверила, не пропустила ли чего, и поставила в конце листа жирную точку. Завтра предстоит тяжелый день. Надо принять снотворное, чтобы хорошенько выспаться, а то будет ползать, как сонная муха. Заснуть самостоятельно она давно не надеялась.

Она зашла на кухню и повесила список на гвоздь над плитой. Потом тихо подошла к двери Мишенькиной комнаты и прислушалась – оттуда доносился мерный и негромкий храп.

– Спит, – прошептала она и улыбнулась. Слава богу, спит! Со сном у него тоже совсем не ах. Что поделаешь, возраст!

На цыпочках она прошла в свою комнату, надела ночную рубашку, выпила снотворное, легла в кровать и погасила свет. Долго ворочалась и думала о своих племянниках.

О Германе, самом любимом (что она, впрочем, тщательно и неумело скрывала). О том, как мальчику не везет – очередная, четвертая по счету, жена оказалась еще хуже трех предыдущих. Конечно, сам виноват – все его тянет на длинноногих блондинок, а от них, как известно, ни проку, ни толку. Пора бы к сорока годам научиться разбираться в людях и не наступать на те же грабли. Но нет, не получается.

Потом стала думать о Леночке. У той тоже все не слава богу. Первый муж разбогател и ушел к секретарше – обычная по нынешним временам история. Оставил двоих мальчишек-погодков. С катушек после ухода отца они слетели мгновенно, Леночка с ними справиться не могла. И потом, ее здоровье – мигрени с пятнадцати лет. К каким только светилам не ходили, чего только не пробовали – все без толку. Только один честный профессор сказал, что эта болезнь не лечится. Возможно, пройдет после климакса. А какой климакс, если Леночке всего сорок два и вдобавок – никакой личной жизни?

А третий племянник, Борис? Который год без работы, как его НИИ сократили. Кормит семью тем, что левачит на машине. И это после МИФИ! Жена, Ксаночка, после онкологии – что-то по-женски – на инвалидности третий год. Две дочки – Оля и Ларочка. Одна уже по возрасту вышла в старые девы, а другая одна с ребенком. Тоже маются. Квартирка тесная, крошечная, три малюсенькие комнаты. А народу! В общем, за всех болит душа. Ведь все они – самые родные люди. Ее семья.

Утром она сразу принялась за дела. Первое дело и самое важное – обиходить Мишеньку, Михаила Борисовича. А это означает приготовить завтрак (обязательно геркулесовую кашу и два яйца всмятку), заварить свежий чай, бросить туда пару листочков мяты, сорванной на огороде. После завтрака положить в рюмочку утренние таблетки – от давления и сердечные. Дальше Михаил Борисович обычно усаживается в кресло на открытой веранде и просматривает свежие газеты.

Если утро прохладное, Матильда выносит из дома плед и укрывает ему ноги и только потом берется за хозяйство: ставит тесто на пироги, прокручивает заранее сваренное мясо, тушит капусту для начинки, маринует цыплят. Заглядывает в свой список и с удовольствием отмечает уже выполненные пункты.

Ровно в два часа нужно покормить Мишеньку обедом. Она накрывает на стол, наливает тарелку супа и садится напротив. Мишенька ест и нахваливает. Кормить его было одно удовольствие.

– Как же вкусно, Матильдочка! – каждый раз удивляется он.

А она в который раз расцветает.

– Ты самый благодарный кушатель! – шутит она.

Десять лет прошло, как не стало Изы. Десять лет. После ее похорон Мишенька грустно пошутил:

– Перехожу в твое безраздельное пользование.

Все это было бы почти смешно…

Родители были затейники: девочек-погодков назвали Матильда и Изольда, наверное, им казалось, что это очень красиво. Правда, Изольде повезло больше – она сразу же сократила себя до короткого и емкого «Иза». А вот «Матильда» никак не сокращалось. Матя? Тильда? Похоже на собачьи клички. Ей вообще категорически не шло это опереточное имя. Матильда представлялась ей тоненькой, легкой, воздушной, с рыжеватыми кудрями и задорным вздернутым носом. А она была девочкой полной, неуклюжей, с длинной косой и в очках с толстыми линзами. Была Матильда тихой, пугливой, задумчивой, легко краснеющей. Забиралась в кресло с ногами и читала, читала без конца все, что попадалось под руки, была записана сразу в три окрестные библиотеки. Мать тяжело вздыхала, понимая, какая невеселая женская судьба уготована дочери, и называла ее синим чулком.