«Перехват управления? У полицейской-то машины?! Хотя… все логично. Ты знаешь, кто им поставляет электронику».

– Ради моей же безопасности, да? – Я убрал руки с шершавой поверхности штурвала, постарался удобнее устроиться в кресле и вообще расслабиться.

– Конечно. Осталось две мили. – Менеджер концлагеря куда-то покосился. – О, уже чуть меньше. – И улыбнулся.

Я поспешил отвернуться от слащавой деланной гримасы, которую видел в последнее время слишком часто. Наверняка, лицевой мимический имплант. Базовая улыбка № 5.

Спинер тем временем заложил крутой вираж, и где-то вдали ударила ветвистая молния. Заводская зона закончилась, внизу осталась только темнота, прикрывающая брошенные, покинутые пригороды. Пустоши и техногенные овраги.

Хорошо их не видеть. Хорошо, что есть сумрак. Ночь и пелена дождя.

Снова вираж, и взгляд в темное, затянувшееся тучами, небо.

Выравнивание по курсу. Я уже мог различить две цепи золотистых огней, трассу, ведущую в лагерь, принадлежащий одной из бывших гос. организаций с оптимизированной структурой собственности – FEMA JSC (FEMA Joint-Stock Company).[5]

Концлагерь располагался на территории промзоны старого Чикаго, не так далеко от завода. Место было выбрано не случайно: наличие развитых коммуникаций, свободные площади и корпусы пустующих с 20-го века цехов[6]. Близость к зоне концентрации гражданских и одновременно труднодоступность. Да и пространство вокруг просматривается на километры.

Я взглянул в левое окно. По путям к лагерю подъезжал поезд – мобильная тюрьма из десятка пятиярусных вагонов. Он начал тормозить, приближаясь к КПП… Много раз видел, как такие снуют туда-сюда, но не припомню, чтобы из них кого-то выводили. Кого они возят? Воздух?

Еще левее и чуть дальше показалась автострада, освещенная несколько хуже железнодорожных путей. На ней виднелась вереница трейлеров.

– Усилить зум, – я отдал приказ системе.

Нашлемный визор отрегулировал увеличение, и изображение стало четче, получилось рассмотреть колонну машин. Оказалось, каждая везет сложенный модуль мобильного изолятора. Неторопливо, по-хозяйски, в сторону Чикаго.

Я повернул голову направо. Визор, не меняя зума и следуя направлению взгляда, выдал следующую картинку: огромные шагающие экскаваторы копают ров. Скорее всего, будущий водный канал с причалом у лагеря и выходом к озерам.

– Отключить «божье око»,[7]– то ли сказал, то ли подумал я, и система… подчинилась.

«Опять эта каша в голове… Но к черту ее, не мешает жить, и ладно». – Я вздохнул и уставился в темное небо. Закрыл глаза.

Лучше б послали в командировку куда-нибудь на юг, да хоть в лагерь под Майами. Ну и пусть, что полузатоплен. Зато климат почти не изменился, и еще можно увидеть нормальное полуденное небо. Настоящее, природное, не нарисованное. С белыми облаками и солнцем… Конечно, везде натянуты металлические сетки, и это блюдо – небо с облаками – подается только с ними, забором и колючей проволокой. Но вроде стоит того.

Посадочная площадка располагалась сразу за КПП, у дороги, напрямую ведущей к ближайшей тюрьме Чикаго. Автопилот, взявший на себя управление, позволил хорошо рассмотреть аэродром и заметить две особенности: рядом с современными спинерами стояли совсем уж старички: «Чинук» и еще какой-то древний малоузнаваемый хлам: вертолеты черного цвета без опознавательных знаков. Второе: площадку почему-то перенесли в другое место лагеря.

Выбравшись из машины, я сразу попал под надзор бдительной камеры слежения. Она была смонтирована на ближайшей вышке, одна из многих, установленных по ходу ограждений, в которых также обнаружились изменения – периметр опоясывала уже не просто колючая проволока, а особая «бритвенная» лента. Плюс высоченные пятиметровые заборы с наклонными верхушками, загнутыми внутрь. Что называется, «даже не думай». Лента не колет, а режет плоть.

На удивление меня никто не встречал. «Сервис» остался на том же уровне, несмотря на слащавость и услужливость менеджера концлагеря.

Помявшись немного на месте под слабым моросящим дождем, я достал из багажника кейс с комплектом аппаратуры. Надел шляпу, оправил ее поля и направился вперед, в сторону бараков, благо лагерь знал неплохо.

Камера проводила меня цепким немигающим взглядом и, достигнув границ поля зрения, передала другой, такой же цепкой и внимательной.

Повсюду самые лучшие системы слежения. Не сомневайся, что они знают, какова частота твоего пульса.

Хотя… они же не боги, в конце концов. Перед ними очередной парень, в плаще и шляпе, с кейсом. У таких всегда только две-три рубашки, пара узких малозаметных галстуков и неброский пиджак. Короткая стрижка да прямой взгляд, с которым им придется столкнуться. Итак, что у них есть на меня? Ничего. Никто не узнает, что у меня на уме, как бы ни старался. Поэтому хоть засмотритесь. Неприятно, но выдержу.

Под аккомпанемент хлюпанья я шел по мокрой асфальтированной дорожке между площадок со старинными, почти антикварными вертолетами времен REX84.[8]Аэродромные мачты с ветровыми «чулками» показывали полный штиль. Каждый шаг под неусыпным контролем многочисленных датчиков, взгляд которых чувствуешь на затылке. Тепловизоры, низкоуровневые телекамеры, звуковые сенсоры, коротковолновые радары… и что там у них еще. Все ради того, чтобы знать: кто ты, где ты, боишься ли системы или уже потерян для нее.