Дмитрий махнул рукой сопровождающим его разведчикам: следуйте за мной; ловко вскарабкался по покосившимся плитам и снова вынырнул на поверхность. Чирку и Жиле было непросто заставить себя покинуть казавшийся таким безопасным ров, тем не менее они беспрекословно последовали за ним. Зато уже через несколько секунд в шлемофоне загремел раздраженный голос Глухаря:

– Чугун! Какого лешего?! Назад!

Дмитрий опешил: неужели Глухарь не понимает, что желоб – это верный путь под пули «боевиков»? Но раздумывать было некогда. Он крикнул в микрофон:

– За мной! – и бросился к вершине.

В ответ в наушниках раздался отборный мат Глухаря. Но тут между ним и бегущими следом Чирком и Жилой разорвалась натяжная мина, и крик Глухаря утонул в ее грохоте. За себя Дмитрий был уверен, значит, это кто-то из его бойцов не заметил растяжки. Он упал на землю и проворно откатился в сторону. Впереди, за кучей щебня, укрылся один из пулеметчиков «боевиков». Он ловко замаскировался, и Дмитрий увидел его лишь потому, что тот возился со своим пулеметом, разворачивая его в сторону сработавшей растяжки. Дмитрий опередил противника на долю секунды, выпустив по нему длинную очередь из своего автомата. На мгновение их глаза встретились, и «сраженный боевик», выпустив оружие, тяжело опустился на щебенку.

Рядом с Дмитрием на песок плюхнулся Жила. Он тяжело дышал от быстрого бега, но все было ясно и без слов: раз Жила остался один, значит, это торопыга Чирок напоролся на растяжку. Прочертив рукой намеченный путь, Дмитрий указал Жиле на вершину, которая как будто нисколько не приблизилась. Сержант понимающе кивнул. Но стоило им подняться на ноги, как сверху опять ударили пулеметы, заставив снова упасть на землю. Не дожидаясь, пока пулеметчики пристреляются, Дмитрий по-пластунски рванул к ближайшему укрытию за кучей щебня, откуда на него злобно скалился «застреленный боевик». Ползти по острым камням оказалось еще тяжелее, чем бежать. Дмитрий в нескольких местах разодрал свой десантный комбинезон, расцарапал локти, и, если бы не защитные перчатки на руках, наверняка стер бы в кровь ладони. За насыпью он позволил Жиле несколько секунд передохнуть – тот совсем выбился из сил, а сам попытался по рации связаться с командиром. Но Глухарь упорно не отвечал. Зато на позициях «боевиков» внезапно вспыхнула ожесточенная стрельба, одна за другой рванули четыре штурмовые гранаты, вслед за которыми в небо со свистом взвилась красная сигнальная ракета – отбой атаки!

– Писец! – облегченно выдохнул Жила.

Он был рад, что все наконец закончилось, и не собирался пускаться в размышления. Зато Дмитрия сигнал отбоя привел в полное недоумение. Он даже поднялся на ноги, чтобы лучше рассмотреть вершину холма, до которой они с Жилой так и не добрались. Идущая следом группа Глухаря могла попасть на позиции «боевиков» раньше передового дозора лишь в одном случае: если бы воспользовалась прорытым на полигоне противотанковым рвом, где «боевики» просто обязаны были устроить засаду. Но вопреки логике боя среди вражеских позиций в полный рост расхаживал Глухарь с остальными бойцами, которых там никак не могло быть.

«Уничтоженные боевики», сбившись в кучу, уселись на краю окопа. Многие достали сигареты и закурили. Они были еще слишком злы на своих победителей, чтобы обмениваться с ними впечатлениями о ходе прошедшего боя. Дмитрий хорошо знал это состояние: разговоры начнутся позже, когда схлынет вал эмоций и взаимных обид за выстрелы в упор, вывихнутые руки, синяки и ссадины, без которых не обходится ни одна рукопашная схватка. Даже применяемые на учениях специальные патроны с уменьшенными пороховыми зарядами и резиновыми пулями, как и выданные каждому бойцу средства защиты: бронешлем с пуленепробиваемым забралом и кевларовый пулезащитный жилет – не способны полностью обезопасить от травм.

Сзади подошел Чирок. Он сильно прихрамывал на правую ногу, словно подорвался на реальной, а не на имитационной мине.

– Что с ногой? – спросил Дмитрий.

Чирок пожал плечами:

– Подвернул, когда падал. Наверное, растяжение… Ну что, пойдем к нашим или, может, здесь их подождем? – с надеждой в голосе спросил он.

«Застреленный» Дмитрием пулеметчик уже взбирался по склону со своим пулеметом в руках. Чирку такая перспектива совершенно не улыбалась. Ему вовсе не хотелось ковылять с поврежденной ногой на вершину холма, но Дмитрию нужно было получить у командира объяснения. К тому же по завершении учений вся группа обязана собраться вместе, а Глухарь не спешил покидать занятые позиции.

– Идем, – отрезал Дмитрий. – Жила, помоги.

Жила с готовностью подставил травмированному напарнику плечо, и они в обнимку двинулись наверх. Дмитрий сначала шагал рядом с ними, но, убедившись, что Чирков успешно обходится помощью Жилина, обогнал разведчиков и вырвался вперед. Ему не хотелось объясняться с Глухарем при подчиненных, но тот, едва заметив его приближение, закричал издалека:

– Лейтенант Рогожин, ко мне!

Пришлось подчиниться.

Глухарь уже снял бронешлем и подшлемник, отчего вокруг его грязного и потного лица открылся овал светлой незапыленной кожи.

– Почему вы оставили ров и не вернулись назад, несмотря на мой приказ?! – по-прежнему обращаясь на «вы», строго спросил он.

– Иначе дозор и вся группа попали бы в устроенную противником засаду, – ответил Дмитрий. – Потому что в реальности засевшие на высоте боевики поставили бы напротив рва пулемет и выкосили нас кинжальным огнем или забросали гранатами.

Глухарь даже не стал его слушать.

– Почему вы не выполнили мой приказ?! – играя желваками, повторил он.

– Потому что я не самоубийца и не пустоголовый дуболом, который бездумно бросает своих солдат под пули! – повысил голос Дмитрий.

– Ты кого назвал «дуболом», сопляк?! – взревел Глухарь, сжав кулаки.

Дмитрий запоздало сообразил, что перегнул палку. И хотя он вовсе не имел в виду Глухаря, его последняя фраза прозвучала как оскорбление. Один на один с Глухарем вспыхнувший конфликт можно было замять. Но спор проходил на глазах всей разведгруппы. Даже подошедшие позже остальных Чирок и Жила наверняка слышали каждое слово. Значит, Глухарь не стерпит обиды. Что делать, если он сейчас бросится в драку? Бить командира? К тому же схватка может и не ограничиться выяснением отношений на кулаках. За спиной у Глухаря автомат, а на поясе уже не имитационный, а реальный боевой нож.

Мгновенно прикинув возможные последствия, Дмитрий отступил назад, увеличивая расстояние между собой и кипящим от ярости командиром. Ему не хотелось ввязываться в драку с Глухарем, но если до этого дойдет… Ситуацию спас резкий зуммер рации, не той, что была встроена в шлемофон каждого разведчика, а той, что получил Глухарь для связи с командованием.

Остановившись на месте, он вытащил из-под бронежилета плоскую коробочку с выдвижной антенной и, нажав клавишу передачи, сказал в микрофон:

– Восьмой на связи.

Глухарь страшно не любил свой псевдоним, являющийся, как и у подавляющего большинства разведчиков, производным от фамилии, поэтому чаще использовал в радиопереговорах какой-нибудь номерной позывной.