Старейшине никто не возражал, но и верить в пророчество тоже не переставали. Потому что без веры пропадал смысл жить дальше. Женщины племени любили повторять вожделенные слова в своих вечерних молитвах:

Воды сомкнутся над миром, и он станет океаном, но посреди Большой Воды возвысятся Водные Врата – и войдут люди в те Врата, и покинут Лакос. И выберет каждый, куда пойти, какой мир станет его новым домом.

Аламеда слушала вполуха. Не всё ли ей теперь равно, жить или умереть. Лучше покориться судьбе. Однажды она уже решила переписать её, но из этого ничего не вышло. Вселенная восстала против Аламеды и забросила в чужой мир. Нет, провидение не обманешь. Из книги судеб слов не выкинешь. Так говорила мать, так говорил отец и так говорила старая Ваби – верховная колдунья её родного племени. Аламеда многому научилась у той и готовилась стать её преемницей, но этому не суждено осуществиться.

Уж лучше сдаться Смерти и уйти навсегда… Нет, Аламеда не боялась её, потому что на самом деле уже умирала дважды. Впервые, когда упал на её глазах бездыханный Роутег и её сердце перестало биться вместе с его сердцем. И во второй раз, когда убили её саму. В третий раз она умрёт наверняка, но вот Роутег так и останется неотомщённым.

Умереть в Лакосе легко. Достаточно, например, заснуть у самого берега, и тебя утащат на дно какие-нибудь жуткие твари. Их здесь полно. Без всесильных духов лесов, морей и рек нечисть, как известно, плодится на славу. Чудовища последними покинут этот мир, когда уйдёт под воду единственный клочок земли вместе с горсткой выживших людей. И Аламеда будет среди них.

А ведь она уже едва не погибла, когда оказалась здесь. Наверное, было бы лучше умереть сразу, но Нита спасла. Нита… Верная, добрая, неустрашимая и всегда готовая помочь Нита…

Аламеда хорошо запомнила своё первое пробуждение в Лакосе. Где-то рядом плескалась вода, пахло болотом, и что-то твёрдое впивалось промеж лопаток. Она попыталась подняться, опереться на руки, но их крепко сковывали непонятные узы. Верёвки? Кандалы? Аламеда в страхе распахнула глаза – и перед ними возникла трепетная, сочно-зелёная листва. Так близко, словно дерево склонилось над ней, проверяя, дышит ли она. Вдруг ветви качнулись, и руки стянуло верёвкой ещё сильнее. Аламеда в страхе опустила взгляд на свои запястья. Нет, вовсе не верёвки их оплели, а ветви склонившегося перед ней дерева. Оно возвышалось над водой, приподнявшись на своих корнях, как на ходулях, и при каждой попытке жертвы шевельнутся только сильнее стягивало её. Аламеду объял ужас. Где она? Что произошло?

– Не двигайся – хуже будет, – вдруг прозвучал низкий женский голос откуда-то сверху. – Замри тебе говорю.

Перед глазами блеснуло лезвие. Хрустнула и упала ветка. Следом Аламеда почувствовала, как холодный металл коснулся её запястья, и через секунду его больше ничего не сковывало. Дерево распрямилось, потрясая обрубками веток и корней, и, словно многоногий паук, поползло прочь по болоту.

– Не нашла лучшего места, где вздремнуть? – снова тот же голос. – Жить надоело?

Это была Нита… Высокая, рослая, как мужчина, с крупными икрами, широкими скулами и непроницаемым взглядом – настоящая воительница. Она убрала кинжал в ножны и забросила на плечо отрубленные корни.

– Пойдём, – незнакомка мотнула коротко остриженной головой в сторону болотных зарослей, – за огнём посмотришь, пока я кохи почищу.

Эти кохи – одно объедение: те самые корни мангрового дерева, подкопченные на углях и по вкусу напоминающие мясо утки. Единственная отрада в ненавистном Лакосе. Аламеда вскоре и сама научилась охотиться на плотоядные растения. Главное подпустить их поближе, не двигаться, сделать вид, что спишь – и цак, отрубить потянувшийся за добычей корень. В Лакосе иначе никак. «Либо мы их, либо они нас – закон выживания», – часто повторяла Нита. Коротко и сухо. Одна из немногих фраз, произносимая ею.

Нита была молчалива. О себе не говорила, да и сама с расспросами к Аламеде не лезла. Она и о других соплеменниках почти ничего не знала. Кто они, откуда – не всё ли равно? Те места уже давно скрыла вода, она же смыла и различия между людьми. Последняя горстка обречённых. Перед лицом смерти все равны. Нита и в Водные Врата не верила и просто старалась прожить ровно столько, сколько ей отведено.

Аламеда ещё раз взглянула на своё отражение в воде и, с отвращением отвернувшись, крепко сжала в ладони висевший на шее коготь леопарда в железном ободе – древний амулет, перешедший к ней от Ваби. Если бы могла отомстить – то никого бы не пощадила… Но не бывать этому. Одна надежда на смерть. И тогда, возможно, её дух вернётся в родной лес, и она воссоединится, наконец, с Роутегом.

– Килайя, Килайя, – вдруг зазвенел издалека знакомый голос. Тощий мальчуган бежал к ней по болотным кочкам, высоко поднимая острые коленки. – Ты что тут сидишь? Мы поплыли.

Детвора прозвала Аламеду Килайя – «светловолосая» на одном из наречий их народа. Аламеда уже и не злилась, хотя ненавидела это имя. У прежней Аламеды волосы были чёрные, как ночь, и длинные, как отрез шёлка. А эту солому цвета выгоревшей на солнце земли, которая теперь топорщилась во все стороны от влажности, она видеть не могла.

– Вставай, – потребовал мальчишка, уперев руки в боки. Круглые оттопыренные уши смешно проглядывали через взъерошенные, остриженные по плечи волосы. Глаза, тёмные и цепкие, терпеливо ждали. Этот упрямый взгляд кого хочешь на ноги поднимет.

Ну почему они послали за ней Лони? Любому другому она сказала бы, что не поплывёт с ними и останется здесь, в одиночестве дожидаться смерти. Даже Ните. Но этот десятилетний мальчуган привязался к Аламеде больше, чем кто бы то ни было. Круглый сирота, он относился к ней, как к старшей сестре, а порой, наверное, как к матери. Она рассказывала ему сказки своего племени и мастерила из соломы животных, живших в её родном лесу: ягуаров, обезьян и черепах, – а для Лони все они были дивными волшебными существами. Нехотя Аламеда привязывалась к парнишке. Возможно, оттого что, как и он, чувствовала себя сиротливо в этом чужом мире.

– Вставай же, – Лони потянул её за руку.

Она нехотя поднялась.

– Иди за мной, след в след, а то опять провалишься, как в прошлый раз, – сказал Лони, оглянувшись.

Аламеда улыбнулась, смотря на чёрный взъерошенный затылок. Смешной он, этот Лони. Заботится. Правда, однажды она действительно провалилась в болото, перепутав с кочкой торчащую из воды макушку лупоглазой вьельзевуллы. Давно это было. Теперь-то Аламеда с полувзгляда узнает поросший мхом панцирь болотного чудовища. Жуткая страхолюдина эта вьельзевулла, что-то среднее между огромной жабой и морским чёртом. Ладно ребятня тогда вовремя подоспела и заточенными палками спровадила лупоглазую. Аламеда насилу выбралась. А вот старому Ясу не повезло. Дальше носа не видит ничего, наступил страшиле на макушку – она его скинула и руку по локоть отгрызла. Спасибо, что жив остался. Да, в Лакосе только так. Либо мы их, либо они нас – закон выживания.

Размышляя об этих и новых опасностях, Аламеда покорно шла вслед за Лони, сама не зная зачем. Племя покинет эти болота, чтобы уплыть навстречу неизвестности. Неизвестность… Это единственное, что у неё теперь осталось.