в три года в детстве казалась существенной, чтобы мы могли подружиться. Все изменилось, когда он более-менее успокоился и смирился со смертью родителей. Кир стал более общительным, легче шел на контакт. Помогал мне и Лиде, которая пошла в первый класс, с домашкой, гулял с нами на улице, когда мама не хотела отпускать нас одних. В общем, был хорошим старшим братом. Пока один несчастный случай не изменил все снова.

* * *

Я практически не помню первые пять лет своей жизни. Только обрывочные кусочки воспоминаний о девочке из детского дома, с которой я подралась за куклу, причем ясно я помню только уродливую однорукую игрушку и боль он царапины соперницы на шее. Еще помню строгий голос воспитательницы и то, что она была толстой, хотя понятия не имею, ни как она выглядела, ни даже какого цвета были ее волосы. Зато мое первое четкое воспоминание — это тот день, когда мама и папа забрали меня. Они говорили, что встречались со мной и до того дня, но я этого не запомнила. Только нашу поездку на машине домой и как мне тогда было страшно.

Помню, как мы поднимались по лестнице на четвертый этаж, потому что лифт не работал, и свое удивление, когда я увидела, где мне предстоит жить. Квартира родителей тогда показалась мне настоящим дворцом. Именно тот день я предпочитаю считать началом своей жизни, потому что мне никогда не забыть, как приятно пахла мама, когда обняла меня впервые, и какими теплыми были ее объятия.

Я люблю обоих своих родителей, но связь с мамой была особенной. Папа все время пропадал на работе, а мама была той, что заботилась о нас. Бог не мог придумать наказания хуже, чем отнять ее у меня. И сделать это в тот самый день, когда я наговорила ей то, за что мне до сих пор хочется отрезать себе язык.

* * *

В тот день, мы должны были вместе поехать в супермаркет, чтобы закупиться продуктами на неделю. Мама ненавидела ходить по магазинам одна, поэтому обычно брала с собой меня или Кира. В тот раз должна была поехать я, так как у Кира была тренировка, но я не хотела. Должен был вот-вот начаться молодежный сериал, премьеру которого я ждала, и мне не хотелось его пропускать. Мама настаивала на том, что купит мне подписку на канал, но я хотела посмотреть его немедленно, именно в тот день, чтобы обсудить потом с подругами в школе. В конце концов, я так разозлилась на нее, что начала кричать, что она не имеет права мне указывать, потому что она мне не мать, а просто исполняет эту роль, потому что не может родить своих детей. Выражение ее глаз после этих слов навсегда въелось мне в память. Кир тогда одернул меня, сказав, что поедет с ней, но мама не разрешила пропустить тренировку и решила взять с собой Лиду.

Они не вернулись из той поездки…

Я так и не смогла извиниться перед мамой и сказать, что люблю ее больше всего на свете и что я на самом деле не думаю о ней так. А Лида… Бедная Лида заняла мое место и умерла вместе с ней из-за моего эгоистичного желания посмотреть какой-то тупой сериал.

И кажется, не только я это осознаю. Спустя несколько месяцев очередной депрессии, Кирилл начал срываться на мне, а я превратилась в добровольную жертву, потому что понимала, что не смогу расплатиться с ним до самой смерти за то, что отняла у него последнего родного человека. Так, в четырнадцатилетнем возрасте, начался мой персональный ад…

Глава 3

В начале сентября, несмотря на холод по утрам, днем еще тепло, поэтому, собираясь в универ, я надеваю рваные джинсы с кроссовками и топ на широких бретельках. Поверх топа накидываю толстовку. Два дня назад в моей комнате как раз появилась новая — оранжевая, с черной надписью на груди. Вчера Кир щеголял в точно такой же, но белой. Это единственная наша традиция, которая осталась со смерти мамы и Лиды. Мы больше не готовим блинчики вместе по субботам, не играем в стрелялки, не гуляем в парке, чтобы покататься на скейтах, нет. Все это, ну, кроме блинчиков, Кир начал делать с друзьями, оставив меня за бортом, а сейчас, и вовсе сменил эти занятия на паркур и гонки. Электронные игры его больше не интересуют, только реальные и очень опасные. Тем не менее, одна вещь, пожалуй, самая личная, между нами осталась неизменной — его одежда. А точнее, толстовки.

Все началось, когда Киру было четырнадцать, а мне одиннадцать. Мама купила для него классную толстовку и я закатила истерику, требуя такую же. Как бы мама не пыталась убедить меня в том, что это мужская вещь и мне она не подойдет, я не хотела униматься, и, она уступила. Тогда, начались возражения от Кира. Он не хотел, чтобы мы ходили в одинаковом, он же пацан, а я девчонка. В итоге, сошлись на том, что мне купят толстовку другого цвета.

С тех пор, когда бы он не покупал себе обнову, Кирилл всегда брал вторую, но другого цвета, и для меня. После смерти мамы, эти толстовки начали просто появляться в моей спальне, как по волшебству. Только однажды я осмелилась спросить его об этом, но он так агрессивно отреагировал, что я навсегда оставила эту тему. Толстовки просто появляются, словно из воздуха, и я просто их ношу, хотя мой стиль одежды уже совсем не мальчишеский. Хорошо, что они отлично сочетаются с платьями и юбками. Кир никогда не комментирует, видя на мне свое подношение, но я продолжаю их надевать хотя бы пару раз в неделю, когда позволяет погода, потому что все еще не готова отказаться от этой связи между нами.

Полностью собравшись этим утром, я выхожу из спальни и иду на кухню, где застаю завтракающего папу.

— Доброе утро, папуль! — наклоняюсь к нему, чтобы клюнуть в щеку.

— И тебе, Ася. Садись, яичница еще горячая.

Наливаю себе кофе и сажусь за стол, набрасываясь на ужасно вкусную яичницу с помидорами и сыром. Папа научился готовить после смерти мамы, а потом и я выросла достаточно, чтобы встать за плиту, так что завтраки у нас в семье всегда готовит он, а ужины — я. Обедаем мы на работе и в универе, кто куда