– Какая? – буркнул он, лишь бы что-то спросить.

– Помочь вам, Филипп Сергеевич, проделать работу над ошибками. Поверьте, я не любитель дешевых розыгрышей. Когда я говорил, что могу вас вернуть в прошлое, я имел в виду именно это. Буквально. Ах, чую, чую, какой вопрос вы хотите задать! Про машину времени, да? Ах, Филипп Сергеевич, Филипп Сергеевич… Стоит ли считать несерьезными достижения хронодинамики?

– Нет такой науки.

– Это сейчас ее нет… Для жителя средневекового города сказкой покажется обычный для нас телевизор, вы считаете фантастикой машину времени. По-человечески это понятно.

– И куда вы хотите меня отправить? – усмехнулся адмирал. – В какой год?

– А дата для всех одинакова – 21 июня 1941 года.

– Для всех? Это что же, не я один такой… хм… счастливчик?

– Вы – третий по счету участник Эксперимента.

Октябрьский почувствовал легкое головокружение. Разговор они вели дичайший, словно Фауст и Мефистофель, но досада у адмирала прошла. Мало того, он начал верить Тимофееву.

Оттого ли, что Александр Сергеевич обещал исполнить его самую сокровенную, самую выстраданную мечту, или по иной причине, но верил.

– И что, – выговорил Октябрьский, – я вот так, как есть, окажусь на этом самом месте, но за день до войны?

– Ну, для начала надо разобраться, что такое это самое «Я». Ваше тело? Нет. Это даже не голова, как у профессора Доуэля, а то таинственное и невыразимое, что наполняет серые клеточки мозга, – душа ваша или сознание, личность, та сложнейшая, запутаннейшая вязь слабых токов, что начинается с искры при рождении и гаснет после смерти. Кстати, вы умрете ровно через неделю…

Адмирал кивнул лишь. Не до того.

– Весь этот фургон, – кивнул Тимофеев на свое средство передвижения, – можно назвать машиной времени. Он способен перемещаться на пятьдесят с лишним лет в прошлое или в будущее, на большее ему не хватит энергии. Если же речь о переброске человека со снаряжением, общей массой до ста двадцати килограммов, то глубина проникновения составит более восьмидесяти лет. Но с вами, Филипп Сергеевич, мы поступим еще проще – транслируем в прошлое лишь ваше сознание, или, если вычурней, вашу психоматрицу, – продолжил Александр Сергеевич. – Эта психоматрица идеально накладывается на мозг молодого вице-адмирала Октябрьского. Если грубо, то ваша нынешняя личность просто вытеснит тогдашнее вице-адмиральское «Я», останется одна в здоровом теле, вы как бы вдруг помолодеете – такими будут ощущения.

– И я буду все помнить?

– Обязательно. Все, что вы помните сейчас, сохранится полностью – ваши знания, опыт, все.

Больное сердце забилось чаще.

– Я согласен.

– Пойдемте тогда, – сказал Тимофеев обычным голосом и пошагал к фургону.

Пропустив вперед Октябрьского, он вошел сам и сказал двум девушкам-лаборанткам в белых халатиках:

– Готовимся, девочки!

– Все готово, Александр Сергеич!

– Укладывайтесь, товарищ Октябрьский.

– Мне раздеться?

– Не стоит.

Мельком оглядывая стойки с приборами, мерцающие экраны, Филипп Сергеевич осторожно прилег в удобное кресло-ложемент. Сверху над ним свисал большой колпак, к которому тянулся целый пучок проводов.

– Закройте глаза!

Октябрьский зажмурился, ощущая небывалое спокойствие. Он уже не метался, изнемогая, от веры к полному неверию, а словно погружался в теплый омут.

«И бысть тьма…»

СССР, Севастополь. 21 июня 1941 года

Красный свет вспыхнул, сразу заполнив все, будто туманом, и лишь секунду спустя Октябрьский догадался открыть глаза.

Он был в своем кабинете, том самом, где встретил войну, на втором этаже штаба. Сидел за столом и…

Филипп Сергеевич поднес руки к глазам. Сильные руки, загорелые. Молодые. Тут ему всего сорок два…

Упруго поднявшись, он прошел к зеркалу около вешалки. На него смотрел не молодой, но справный, налитой здоровьем мужчина в кителе. Как говорится – в самом расцвете сил.

– Что, не узнал? – прошептал Октябрьский, оглаживая ладонью гладко обритую голову.

За десятилетия после войны он привык к иным прическам, хоть и стригся всегда коротко, по-военному. Усы отрастил, а тут – безусый, безволосый, как бильярдный шар…

Буйная радость начала раскручиваться в нем, требуя выхода. Хотелось орать и даже прыгать, чтобы хоть как-то выплеснуть бурлящую энергию, что захлестывала его.

Не обманул Тимофеев!

Быстро подойдя к окну, адмирал выглянул, обозревая бухту. Да, такое не придумаешь, декорации не нарисуешь – крейсер «Червона Украина», лидер эсминцев «Ташкент»…

Он там. В 1941-м. А число?

Припомнив, где у него висел настенный календарь, Октябрьский приблизился.

21 июня.

Все точно. Первым делом, заходя в кабинет утром, он отрывал листок со вчерашней датой. Это стало привычкой, которую не замечаешь. Тогда чего он ждет?

Выглянув в приемную, Октябрьский застал там начальника штаба флота контр-адмирала Елисеева.

– Зайди, – сказал Филипп Сергеевич и усмехнулся: – С тебя начну.

Елисеев белозубо улыбнулся в ответ и переступил порог кабинета командующего флотом.

– Возьми на контроль очень и очень важное дело, – проговорил Октябрьский. – Бумагу пока пачкать не будем – все должно пройти в тайне. Ну, более-менее.

Начштаба кивнул понимающе:

– Опасаешься немецкой агентуры, Филипп Сергеевич?

– Опасаюсь, Иван Дмитриевич. Тебя я знаю, потому слушай секретные сведения: сегодня ночью, примерно в три часа, немцы совершат авианалет на Севастополь.

– Но это же… – растерялся контр-адмирал.

– Да, это война. Но я не пугать тебя позвал. Надо скрытно подготовить все средства ПВО – проверить, снабдить боеприпасами, и чтобы никаких увольнительных и выходных! Сегодня нам спать не придется, Иван Дмитриевич. Не доверяешь?

– Ну, что вы…

– Перестань! – отмахнулся Октябрьский. – Я все прекрасно понимаю. Ночью убедишься. Да, и еще. Летчикам быть в полной боевой. Чтобы самое большее без десяти три сидели в самолетах и прогревали моторы! И третье… Нужно срочно установить на кораблях дополнительные зенитные орудия. Схемы размещения разработать контр-адмиралу Владимирскому в течение трех суток… – отдав распоряжения, Филипп Сергеевич помолчал и добавил ворчливо: – Наши корабли – просто готовые мишени для немецкой авиации! Понимаю, что за день зенитки не установишь, но несколько недель у нас будет. Нельзя допустить, чтобы крейсера, да и транспорты тонули из-за бомбежек! Что еще? Пока все. Ты начинай, а я на корабли наведаюсь…