- И что же будет делать Полина в твоем кругу? Кальян она не курит, не пьет алкоголь и совсем не разбирается в современном искусстве и ваших перфомансах.

- Ты утрируешь, Олег. Мы купили ей подарок. В общем, не хочу перед тобой отчитываться, я имею полное право ее забрать!

- Ты имеешь полное право посетить утренник двадцать седьмого числа и посмотреть, как твоя дочь танцует; еще ты имеешь право вручить ей подарок, который она ждет от тебя; и провести с ней несколько часов в детском кафе или у нас дома. Это все! Я не отпущу ее неизвестно куда, за город, в дом твоего неадекватного Сержа, и не позволю общаться с вашими шизанутыми друзьями! – отключаюсь.

Отшвыриваю телефон, отъезжаю в кресле назад, запрокидываю голову, пытаясь дышать ровно. Нет, я уже давно не питаю никаких чувств к бывшей жене. Переборол, перебесился, а иной раз кажется, что вообще обманывался и не любил ее. Ну, или, как сказала Юлия, у меня завышены запросы. Сейчас больше волнуют чувства дочери. Почему у нас «воскресная» мама - дочери я объяснил, как мог, стараясь не опустить Юлю в глазах ребенка. Но порой вижу, как Поле не хватает материнской заботы: женщины в доме, тепла, заботы, нежности. Для Юлии ребенок - игрушка, экспонат и что-то обременительное. Порой мне хочется придушить бывшую. Полине уже шесть лет, и она все понимает. Видит матерей подруг и соображает, что у нас неполноценная семья.

Настроение испорчено. Весь оставшийся день я не в духе, срываюсь на секретаршу из-за остывшего кофе и бракую проекты архитекторов. Кажется, в конце рабочего дня я получил смертельную дозу негатива, исходящую от подчинённых. Хреновый день. Мне хочется, чтобы он закончился. Если бы не заболевшая няня, я спустил бы пар с любовницей, а так обойдусь вином и музыкой.

Прохожу в детский сад, чувствуя, как нарастает головная боль. Сегодня явно не мой день. Плюнуть, что ли, на все и улететь с дочерью на праздник куда-нибудь в Европу, там как раз проходят Рождественские ярмарки, и царит особая атмосфера. Юля, будь она неладна, назло не даст разрешение на выезд. Хотя я знаю, как и на что надавить, чтобы ее убедить.

Все дети одеваются возле своих шкафчиков, а Поли нет. Странно, она обычно самая первая спешит домой.

- Олег Андреевич?

Оборачиваюсь и вижу молодую девушку, новенькую воспитательницу.

- Да.

- Зайдите, пожалуйста, - просит она и опускает взгляд, словно в чем-то провинилась. Забавно.

Прохожу с девушкой в комнату для игр, где на маленьком стульчике сидит моя Поля и рассматривает свои сандалии, а рядом с ней мальчишка с царапиной на щеке, весь зареванный. Нетрудно догадаться, что это Полиных рук дело. Рядом с пацаном бегает мамаша и причитает, прикладывая к его царапине ватный тампон.

- Что случилось? – привлекаю к себе внимание. Поля поднимает на меня глаза и смотрит умоляюще, комкая свое платье.

- Посмотрите, что сотворила ваша дикарка! - нервно кидает мне мамаша, осматривая недовольным взглядом. Сжимаю челюсть, сдерживаюсь. Я точно знаю, что моя дочь никогда не ударит первой.

- Полина, это сделала ты?

Дочь открывает рот, но воспитательница ее перебивает:

- Олег Андреевич, она…

- Помолчите, пожалуйста, я хочу послушать свою дочь! - обрываю девушку. Слишком резко, но я на взводе. Девушка опускает глаза так же, как Полина. Совсем молоденькая, только после института. Опыта, так понимаю, никакого. И за этот детский сад я плачу немалые деньги.

- Да, это я, - выдыхает моя дочь.

- А я вам что говорю, думаете, мы будем врать! - верещит мамаша. Игнорирую ее, словно пустое место. Глаза моей девочки наливаются слезами, но она держится, стараясь не плакать.

- Почему ты так поступила? – спокойно спрашиваю я.

- Потому что он обозвал меня.

- Как? – Поля бормочет под нос что-то невнятное.

- Не ври, мой Кирюша не мог такое сказать! Мы так не выражаемся в семье! – перебивает ее женщина, и я глубоко дышу, чтобы не нагрубить.

- Поля, говори!

- Туртушка! – с обидой повторяет Полина и стискивает кулаки.

- Да мой Кирюша и слов-то таких не знает. Она врет! – продолжает истерить мамаша.

- Я нисколько не оправдываю Полину, но ваш сын, и правда, повторил это слово много раз, дразня. Пока Полина не кинула в него игрушкой, - встревает воспитательница.

- Ну а что же вы, как педагог, не решили этот конфликт без травм?! За что мы вам платим деньги! – уже начинает откровенно орать женщина, усиливая мою головную боль. Кажется, я сейчас взорвусь и построю этих женщин.

- Извините, пожалуйста, я, конечно, отвечаю за ваших детей, но это… - начинает мямлить девушка.

- Да что вы можете, вы даже не наказали вот эту… - пренебрежительно тыкает пальцем на мою дочь. – А если бы она выбила Кирюше глаз?! Кто бы за это отвечал?! – продолжает вопить женщина, а ее ребенок начинает рыдать в голос, впитывая нервозность матери.

- Поймите, это дети, и я… - опять начинает мямлить девушка. – Мы… проведем беседу с Полиной, но и вы объясните Кирюше, что так нельзя.

- Это я должна объяснять?! – происходящее превращается в бедлам, головная боль усиливается, и я взрываюсь.

- Замолчали обе! – повышаю голос, чтобы перекричать этих кур. Женщины замолкают, воспитательница смотрит на меня испуганно и бледнеет, а мамаша поджимает губы, начиная нервно одевать сына, дергая его за руку. – Это дети, - стараюсь говорить спокойнее, но тон низкий и раздражительный. – Они сегодня поссорились, завтра помирятся. Вы, - указываю пальцем на женщину, - объясните своему сыну, что обижать девочек некрасиво. Он будущий мужчина. А я в свою очередь поговорю со своей дочерью. А вы, - указываю на воспитательницу, - проведите с детьми воспитательную беседу и донесите до них, что есть хорошо, а что плохо.

- Я сама знаю, что мне делать! – огрызается мамаша. – Ноги моей больше в этом саду не будет! – она дергает своего сына и тащит за собой.

- Поля, одевайся, - тру виски, желая, чтобы этот день побыстрее закончился. Моя дочь берет свою кофточку, натягивая на плечи, а воспитательница устало садится н стул, растерянно нас рассматривая.

Выхожу к шкафчикам, достаю верхнюю одежду дочери и рюкзачок, в ожидании копошащейся Полины. Пока выясняли, кто прав, а кто виноват, все разошлись, и мы последние. Головная боль усиливается, хочется скорее попасть на воздух и подышать.

- Полина! – поторапливаю дочь.

- Агния Александровна плачет, - грустно сообщает мне дочь. - Ты ее обидел, а она хорошая. А Кирюша плохой, он и раньше обзывался…

- Я не обижал твою воспитательницу. Я сказал по делу.

- А почему она плачет? – с претензией спрашивает Поля и снимает сандалии.

- Я не знаю. Видимо, впечатлительная, – устало тру лицо руками. - Одевайся немного быстрее. Давай поговорим в машине.