Султан разъярился:

– Облегчить страдания?! Да он доказывает, что братья ни на что не способны!

Последовал приказ:

– Шехзаде Джихангира в Халеб немедленно! Если сам ехать не в состоянии, привезти, завернутым в ковер. Любого, кто даст принцу хоть каплю опиума, посажу на кол! Джихангир в походе участвовать не будет, пусть в Халебе приходит в себя.

А потом от Рустем-паши, бывшего сераскером похода (Роксолане удалось убедить Сулеймана не отправляться на персидского шаха Тахмаспа самому, нога болела все сильней), стали приходить плохие вести. После одного из посланий Сулейман вдруг собрался в армию сам, на расспросы отвечал коротко:

– Мне нужно быть в Аксарае самому, самому во всем разобраться.

В чем именно, не говорил, ничего обсуждать не желал. Роксолана видела перед собой настоящего правителя: сильного, уверенного, в чем-то безжалостного. Понимала, что не стоит спрашивать, Повелитель что-то должен решить сам, это никакому обсуждению не подлежало.

Султан Сулейман поспешно отбыл в армию в Аксарай. Вот тогда Роксолана и позвала иудейку Эстер.

Целуя Роксолану в лоб при скомканном, поспешном прощании, Сулейман зачем-то произнес:

– Не бойся, руководить Диваном я вызвал зятя…

Она даже ахнуть мысленно не успела: неужели Рустем-паша будет в Стамбуле?! Вторая половина фразы все поставила на свои места:

– …Кара-Ахмед-пашу.

Худший подарок Сулейман мог сделать, только поставив во главе гарема супругу Кара-Ахмед-паши свою сестру Фатьму Султан. Тогда точно можно бы самой пить смертельную дозу опиума.

– Во главе гарема ты.

Мысленно горько усмехнулась: и на том спасибо.

И поразилась тому, что подумала… по-русски, на своем родном языке! В турецком множество пословиц и поговорок, очень точных, верных, на все случаи жизни, и Роксолана с удовольствием находила соответствие между ними и теми, что слышала в детстве. Но прошло слишком много лет, чтобы не отучиться думать на русском, большую часть жизни она прожила в гареме…

Говорят, родной язык тот, на котором человек думает, значит, не забыты корни?

Эта мысль настолько заняла Роксолану, что она сама смазала прощание с Сулейманом, а когда уехал, корила себя за это так, что хоть садись на коня и догоняй!

Плохо, ах, как плохо они расстались, такого никогда не бывало. Сердце сжималось от дурных предчувствий, султан немолод, ему шестидесятый год, все сильней болит раненая в молодости на охоте нога (вепрь постарался), беспокоит, замирая сердце… Сулейман всегда был бледен до синевы, а теперь и вовсе кровиночки на лице не видно.

В порыве почти отчаянья села к столику с письменными принадлежностями, взяла в руки калам. На лист бумаги легли строчки:

Пусть тебя все болезни минуют,

Пусть напасти пройдут стороной.

Я к походам тебя ревную,

Очень трудно мне быть одной.

Сердце бьется раненой птицей,

За тобой оно рвется вслед.

Не могу ни дышать, ни молиться,

Стал отъезд твой мне худшей из бед.

Она не подозревала, что худшие беды еще впереди, вернее, сердце что-то предчувствовало, потому сжималось при одной мысли, что ее любимые мужчины далеко и в опасности. Рядом только дочь Михримах – единственная опора и поддержка, ее второе «я», не просто кровь от крови и плоть от плоти, это часть души. Без поддержки Михримах было бы совсем трудно.

В Стамбул прибыл Кара-Ахмед-паша, спешно вызванный султаном из Румелии. Это объяснений не требовало: Кара-Ахмед-паше предстояло замещать падишаха и Великого визиря на заседаниях Дивана во время похода. Роксолану мало волновали заседания Дивана, она даже в заветную комнату послушать тайком ходила редко, заранее знала, что именно скажут паши. К тому же почти все они в походе, зачем Сулейману понадобился Кара-Ахмед?

И присутствие неприятного ей паши тоже можно вытерпеть, но вместе с Кара-Ахмедом прибыла его супруга – сестра самого Сулеймана Фатьма-Султан. Пожалуй, меньше Роксолана жаждала видеть только Махидевран, мать шехзаде Мустафы и свою многолетнюю соперницу. Султанские сестры терпеть не могли Роксолану, считая ее выскочкой. Рабыня на троне! Может для Сулеймана она и хороша в постели, но не сажать же ради этого роксоланку рядом с собой на престол. Достаточно с нее быть просто кадиной, даже Хасеки, но жениться на рабыне – это уж слишком.

Больше всего султанских сестер бесило, что они, рожденные в гареме женщиной, в свою очередь рожденной в гареме, то есть кровь от крови избранных, вынуждены склонять голову перед султаншей-рабыней! Будь Хуррем просто кадиной, сама кланялась бы, но она кадина-эфенди, то есть законная супруга Повелителя, потому кланяться нужно ей.

Нежелание султанских сестер преклонять головы перед бывшей рабыней освобождало Роксолану от неприятной необходимости видеть их часто. Хотя Шах Хурбан с годами стала спокойней, а Бейхан Султан и Фатьма Султан жили далеко. Хатидже умерла через два года после казни ее супруга – Ибрагима-паши. Теперь в Стамбул возвращалась Фатьма Султан, пожалуй, самая неприятная и ненавидевшая ее сестра Сулеймана. И султана нет в столице, а муж Фатьмы Султан будет временно во главе Дивана, то есть станет исполнять обязанности Великого визиря в столице, пока из похода не вернется Рустем-паша.

Это очень плохо для Роксоланы, такая фурия, как Фатьма Султан, способна даже остановить строительство, которое ведет Минан Синан по заказу Роксоланы и с одобрения самого Повелителя. Конечно, у Кара-Ахмеда нет государственной печати, она у Рустема, но есть фирман Повелителя, объявляющий о главенстве Кара-Ахмеда в Стамбуле, пусть временном, но главенстве.

Шах-Хурбан, чей муж по ее же просьбе был снят с должности Великого визиря и отправлен в ссылку в имение под Эдирне, откровенно скучала. Временами даже казалось, что она зря пожаловалась брату на супруга, распустившего руки. Нужно было просто пригрозить, а не сбегать в гарем. Теперь вот Лютфи-паша сколько лет уже сидит под домашним арестом (и, похоже, неплохо себя там чувствует!), а она в Стамбуле соломенной вдовой. Официально они разведены, но разве найдется смельчак, который рискнет жениться на султанской сестре не первой молодости?

И все же, когда из Эдирны приехала старшая из сестер Фатьма Султан, чей второй муж Кара-Ахмед-паша был вызван Повелителем в столицу, чтобы присмотреть за всем на время его отсутствия, особого восторга не испытала. Фатьма стерва еще та, к тому же Сулейман мог бы вызвать Лютфи-пашу, у того все же был опыт управления огромным хозяйством Османской империи.

У Сулеймана Великими визирями побывали уже все зятья – муж Хатидже Султан Ибрагим-паша, муж Шах-Хурбан Лютфи-паша, муж султанской дочери Михримах Султан Рустем-паша, теперь вот вызван Кара-Ахмед-паша. Мужа еще одной сестры Бейхан Султан Сулейман казнил, едва придя к власти, еще при отцовском Великом визире, сестра в ответ нагрубила и была навсегда изгнана из дворца и Стамбула.