и о других. Здание музея располагалось в санатории Пушкино (что не удивительно), оно представляло собой первую европейскую постройку на Южном Берегу Крыма, дворец графа Ришелье, который, впрочем, сам в нём не жил, а жили там его друзья и знакомые, а также – Пушкин. Этот дворец ещё называли воздушным замком, потому что с моря казалось, что он стоит на облаках. Экскурсовод попался молодой разговорчивый и компетентный, всё нам рассказал очень хорошо, без него посещение музея не было б столь ярким. Я узнала, что этот самый воздушный замок состоит из трёх этажей, на третьем жил Пушкин, этот этаж имел красивое название «Бельведер», которое аналогично современному слову «Пентхауз». На втором этаже жили Раевские, а на первом – прислуга. Не буду рассказывать всю историю, которую услышала во время экскурсии, опишу лишь самое яркое, что имеет для меня интерес. Оказывается, мы с Александром Сергеевичем во многом похожи, я не имею в виду творчество, поскольку оно у нас различается, я говорю о чертах характера. Почерк у него был двух видов: официальный, каким он писал деловые бумаги и письма родным, там он старался писать красиво, но всё равно трудно было разобрать отдельные слова; и почерк «для себя», которым он писал свои шедевры, там полная неразбериха, как и у меня. Меня обрадовало то, что у нас был одинаково корявый почерк. Но это ещё не всё, он, как и я, не до конца интеллигентный и благородный и даже некий извращенец. Говорю я так не с целью обидеть великого писателя, а только потому, что он подглядывал за купающимися сёстрами Раевскими из оливковой рощи, жалкие остатки которой сохранились в санатории «Гурзуфский».

Экскурсия была необыкновенной, и если бы не обмороки, которые обрушились на меня после посещения первой комнаты, то я бы рассказала ещё много интересных вещей, которых не могла слышать, так как находилась в веранде и слушала бушующее море. Кстати, в этом доме, как не напрягай слух, моря не услышишь, а всему виной толстые стены, которые делали на совесть, не то, что сейчас. В завершение этой главы, расскажу вам мистические подробности о трёх деревьях, связанных с жизнью великого человека. Первое дерево – Кипарис. В те времена он был с Пушкина ростом – 1,62 м, и поэтому поэт подружился с деревом, и каждый день навещал его. Все, кто побывают рядом с этим деревом ощутят энергию писателя, также с этим связано много мистики: кто фотографируется рядом с кипарисом с плохими намерениями, тот не получается на фотографии, правда неизвестно, как он действует на цифровые фотоаппараты. У нас был цифровой, и на фотографиях все мы получились, правда в уголках были видны светящиеся пятнышка и о чём это говорит, я не знаю. Впрочем, у нас плохих намерений не может быть. Второе дерево – платан, который посадили спустя год со дня смерти писателя в 1838 году, возле него нужно было загадывать желания, а то Пушкин обидится. Я, естественно, не могла допустить гнева такого гения, и загадала одно желание, которое теперь кажется мне глупым, но, если оно сбудется, я буду рада.

Третье дерево – это самое знаменитое дерево среди всех, о нём, я думаю, знает каждый школьник, который хотя бы иногда открывал учебник по русской литературе. «У лукоморья дуб зелёный, златая цепь на дубе том». Подумать только! Из-за этого дерева Пушкин переиздал поэму «Руслан и Людмила», вышедшую до его ссылки в Крым (мне бы такую ссылку. Тысяча чертей!!!) И именно этими строчками, поэт и дополнил поэму. Какова же была моя радость, когда мы в санатории «Гурзуфском» нашли этот дуб, да действительно, из-за него поэму стоило дополнить. Он был величав, раскидист, и веял необъяснимой сказочностью. Я обняла его, и меня охватила непередаваемая гордость, ведь я обнимала дерево, которого касался сам Пушкин. И этот заряд вдохновения, чувствую, пошёл мне на пользу. В конце дня, в высоких и опасных волнах, я наконец-то поняла смысл рекламы: «Поринь у свіжість з головою». (Нырни в свежесть с головой – перевод автора).

День пятый. «И снова в квартиры или где мы могли бы жить»

Силой моих мыслей на море пришло успокоение, увеличился пляж, умиротворились люди, и волны, которые были там теперь, казались всем отдыхающим лишь жалкой пародией вчерашних. Кстати, я заметила, что на пляже недалеко от нас отдыхала всё время одна и та же семья западных украинцев. Состав её стандартный: родители и их дети-подростки (мальчик и девочка), уже не маленькие, но ещё и не взрослые. Парень, чем-то внешне напоминал моего возлюбленного, я даже подумала сначала, что это он и есть, правда потом успокоилась, ведь он ещё слишком мал для этого. Впрочем, он был довольно-таки симпатичным, разгадывал японские кроссворды, которые любила и я. С одной стороны, меня не привлекали настолько молодые люди…

Теперь ближе к Гурзуфу. Днём мы отправились на рынок, который, по словам нашей хозяйки, был недорогим. По Гурзуфскому парку мы прошли с чувством энтузиазма, но затем, улочки были настолько круты, что подниматься по ним стало всё труднее и труднее. Тем не менее, мы преодолели и это препятствие, и хоть рынок, если честно признаться, меня разочаровал, зато виды, которые нам открылись, дорогого стоили, было очень красиво. К тому же, мы поднялись на Артековскую улицу, в одной из квартир которой мы могли бы жить. Я взглянула вниз, и мне пришла в голову мысль: «Я бы конечно ходила на пляж туда и обратно, но для папы – это было бы невероятным испытанием…, поэтому хорошо жить там, где мы живём. Хотя и здесь я была бы всем довольна, ведь Гурзуф – восхитительный город».

Вечерняя программа у нас наметилась скромная, мы пошли в санаторий «Гурзуфский» к фонтану «Богиня ночи», который был воздвигнут здесь в далёком 1898 году. Мы скромно сели на лавочке и слушали стекающие мелодичные струйки воды, которые ласкали мой утомлённый, после казавшихся мне безуспешных занятий, музыкальный слух и уставший мамин организм, не спавший оттого, что всю ночь перед нашими дверями «Дети устраивали оркестр». Теперь-то она готова была уснуть, хоть сейчас стели одеяльце на лавочке и спи. Но, увы: стражи порядка вмиг выпроводят маму с такими намерениями, ведь они шныряли везде, отрабатывая своё жалование. Так что спать