Годы летели незаметно, и сейчас, к своему удивлению — он всегда был крепкого здоровья, — лорд Блисс обнаружил, что находится перед лицом смерти, а Эйден уже не ребенок, а молодая двадцатитрехлетняя женщина. Склонившись над пяльцами, она не видела, с какой тревогой приглядывается к ней отец. «Она совсем не похожа на свою мать», — подумал он с сожалением. Волосы Бевин представляли собой роскошную копну спадающих вниз каштановых кудрей, волосы Эйден, длинные и совершенно прямые, имели странный рыжеватый оттенок. Глаза у Бевин были нежно-голубого цвета, каким бывает апрельское небо на рассвете, у Эйден же глаза просто серые. Он тихо вздохнул. Почему дочь не унаследовала совершенное, в форме сердечка, лицо своей матери? У нее такое заурядное лицо. Только в двух вещах дочь походила на мать: прелестной светлой кожей с кремовым оттенком и высоким ростом.

Он снова тихо вздохнул. Он сделал все что мог для своего ребенка. Пока была жива Бевин, она следила, чтобы их дочь выучилась всему, что связано с домашним хозяйством: солению мяса и рыбы, заготовке впрок дичи, приготовлению варений, джемов и консервированию фруктов, разнообразным и многочисленным обязанностям, связанным с пивоварней и кладовой, выпечке хлеба, шитью, починке одежды, приготовлению еды, уходу за посадками лекарственных трав и за огородом, изготовлению целебных мазей и растираний, окуриванию и лечению, изготовлению свечей, мыла и благовоний, умению заготавливать запасы на зиму или на случай непредвиденных обстоятельств, надзору за горничными.

Когда Бевин и близнецы умерли, лорд Блисс взял на себя заботу о настоящем образовании своего единственного ребенка, что помогало ему забывать о своей скорби. К его полному изумлению, Эйден оказалась прекрасной ученицей. Он нанял для занятий с ней удалившегося на покой учителя из Оксфорда. Она изучила языки, как современные, так и древние, могла разговаривать на греческом и латинском так же легко, как на английском или французском. Легко освоила математику, знала, как вести счета, умела читать и писать, изучала и древнюю, и современную историю.

У нее обнаружился музыкальный слух, и она хорошо играла как на спинете, так и на лютне. Четыре раза в неделю приходил учитель танцев.

Лорда Блисса приводил в восторг необычайно острый ум дочери. В беседе Эйден мгновенно находила остроумный ответ. Он желал, чтобы она вошла в общество, как другие девушки, но Эйден, казалось, не интересовалась такими вещами. Она постоянно напоминала ему, что ей гораздо больше нравится оставаться с ним дома в Перрок-Ройял, а ему доставляло удовольствие слышать эти слова.

Лорд Клинтон стал графом Линкольном в 1569 году. Еще тогда лорд Блисс понял, что мог бы воспользоваться их родственными отношениями и устроить судьбу дочери. Но ему так не хотелось расставаться с ней. Кроме того, он был человеком гордым и после женитьбы на Бевин Фитцджеральд очень редко виделся с Клинтоном и его женой, известной теперь благодаря стихам графа Суррея как «Прекрасная Джеральдина».

Понимая, что умирает, он завещал опекунство над дочерью не Клинтонам, которым она доводилась родственницей, понимая, что могущественный граф Линкольн просто потеряет Эйден в куче своих домочадцев. Опекунство было доверено самой королеве. Он надеялся, что королева найдет для Эйден место при дворе. А там, глядишь, на нее обратит внимание подходящий джентльмен, который оценит покладистый характер и большое состояние невесты. Тюдоры выдвигали людей из менее благородных семей, чем его собственная, и те были приняты наследственными аристократами. Может быть, его дочь найдет свое счастье, оказавшись при дворе. Это лучшее, что он мог сделать для нее сейчас.

— Отец! — Ее голос ворвался в его мысли. — Не хотите ли супу? — Эйден оторвалась от рукоделия и вопросительно смотрела на него.

Он неожиданно почувствовал страшную усталость, ощутил тяжесть каждого дня из своих семидесяти шеста лет.

— Нет, моя дорогая, — сказал он слабым голосом.

— Отец!

Он увидел выражение ее лица — выражение тревоги и плохо скрываемого нетерпения.

Он не мог сдержать болезненную улыбку, которая исказила его лицо. Его голос, когда он заговорил, был таким любящим и слегка ироничным:

— Скажи, что тебя тяготит, Эйден. Я уверен, ты не успокоишься, пока не скажешь.

— Отец! — торопливо заговорила она. — Я хотела, чтобы вы изменили свои планы в отношении меня. Я слишком стара, чтобы меня опекали! Меня пошлют ко двору, а я возненавижу его! Я не любительница светского общества. За мной будут волочиться из-за моего богатства, и в конце концов королева выдаст меня замуж единственно ради удовлетворения своих целей. О моем счастье никто не подумает. Прошу вас не делать этого ради меня!

— Женщина должна выйти замуж, — упрямо сказал он. — Она не в состоянии распоряжаться своим наследством без помощи мужчины. Ты умная девушка, Эйден, однако муж нужен каждой порядочной женщине хорошего происхождения. В этом деле ты должна подчиниться моему решению. Я понимаю твое нежелание уезжать из Перрок-Ройял, но это девичьи страхи. За всю свою жизнь, дочь моя, ты никогда не выезжала дальше Ворчестера. Это моя вина, но раньше ты доверяла мне, а разве я не всегда поступал правильно по отношению к тебе? Двор — интересное место, Эйден, и под опекой королевы тебе откроются лучшие его стороны. Ты не жеманная девушка, чтобы тебя обманула неискренность какого-нибудь охотника за состоянием. Ты из тех, кто умеет выживать, Эйден. Ты всегда была такой.

Эйден глубоко вздохнула. Спорить с отцом бесполезно. Она повторит свою попытку завтра.

— Хорошо, отец, — послушно сказала она, и он слабо улыбнулся ей, измучившись от столь долгой речи. Он понимал, что на самом деле она не согласилась с его решением, даже если и не стала говорить об этом сегодня.

— Ты хорошая девочка, Эйден, — прошептал он хрипло. Сейчас он устал. Очень, очень устал. Она встала, нежно поцеловала его в лоб, расправила одеяло.

— Сейчас поздно, отец, и я устала. Мы готовили сегодня ароматическую смесь из лаванды и розы, да и стирки было много. В прачечной новенькие девушки, и за ними необходим постоянный присмотр. — Ее легкая улыбка тронула ему сердце. — Увидимся утром, отец. Пусть Господь пошлет вам спокойную ночь.

— И тебе также, дочь моя, — с любовью ответил он и проводил ее взглядом. Слезы застлали его усталые глаза.

Когда утром Эйден пришла будить отца, Пейтон Сен-Мишель, лорд Блисс, ушел к своему Творцу, а его дочь, к своему глубокому сожалению, обнаружила, что бесспорно, хотя и против своего желания, находится под опекой короны.

— Невежды! — закричала королева и швырнула свою корзинку для рукоделия в другой конец комнаты. — Я окружена невеждами!

Уголком глаза она заметила какое-то движение, повернулась и увидела своего любимого пажа, тринадцатилетнего графа Линмутского, терпеливо ожидающего, когда царственный гнев утихнет.

— В чем дело, Робин? — резко осведомилась она, но юный Робин Саутвуд знал, что сердится она не на него, и поэтому улыбнулся ей ослепительной улыбкой.