навыка. Два, которые я худо-бедно освоил и мог запускать произвольно, по своему желанию. Артефакторство, оно же артефактное матрицирование тут мало помогало — скорее всего, механика и автоматика сейнера была традиционной, кремниевой, да и точки входа в систему мне никто не предоставил бы. Лекарство пока тоже не требовалось. Два других навыка срабатывали у меня всего пару раз, и за них я поручиться не мог. Пирокинез, сработавший прямо перед моим пленением, принёс бы больше вреда, чем пользы. Даже если бы я смог прицельно поджечь капитана и его сына — мы лежали связанные, находились далеко от суши, и просто сгорели бы заживо и пошли ко дну.

Вспомнил мелодию, которая звучала в голове, когда у меня впервые точно сработал телекинез. Это было в мире из Пятой Большой ветви, в советском Нью-Йорке, куда меня затащил Андрон. Тогда я разрушил милицейского дрона, который пытался меня арестовать, приняв за местного двойника. А играла у меня тогда бодрая песенка из достаточно популярного и общего для многих Ветвей фильма «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён».

«Ля-ля ля, ля-ля ля, ля-ля-ля-ля-ля ля!»

Я подумал, что стоило получить в первую очередь. Пожалуй, ружьё. Наверняка это не единственное оружие на борту, более того, я ещё не знал точное число членов экипажа, но вполне логично, что получив ружьё я бы смог диктовать условия.

Но смог бы я его притянуть к себе — большой вопрос. Подумав, я решил, что очень вероятно, что вряд ли, потому что цепочка на ногах и левой руке всё ещё гасили силу. Тогда пришла на ум другая мысль. Попытаться освободить Самиру. Я скосил глаза и посмотрел на цепочку, тянущуюся вокруг её стройных ног.

Глава 2

Ноги, а не руки, я выбрал не из-за какого-нибудь спонтанно взыгравшего фетишизма — хотя, конечно, стройность и гладкость ног Самиры вполне к этому располагали — а просто потому что руки и так собирались освободить, и это могло бы стать заметным. С освобождённым ногами Самире легче было бы подползти ко мне, развернуться и попытаться развязать узел.

Узел, насколько я его мог разглядеть, вводил в недоумение — это был обычный двойной, никак не хитрый морской или глухая петля. Два конца цепочки просто свисали вниз, и это было как-то подозрительно.

— Ешь быстрее! — буркнул Ляо.

— Сколько они вам платят? — спросил я по-китайски. — Мы можем заплатить больше.

— Конечно можете, — усмехнулся старик. — Платят жалкие цянь. Я служу им не за деньги. А потому что я китаец. И иначе они просто убьют мою семью.

Я кивнул продолжал сверлить взглядом цепочку на ноге Самиры, пытаясь нащупать узел и рассчитать нужный вектор, чтобы дёрнуть за конец в обратном направлении и расслабить. Параллельно продолжил диалог, прожевавшись.

— Может, покончим с этим? У нас есть сила. Мы можем сделать вас свободными.

Ляо хрипло захохотал.

— Вы? Сила? Свободными? Думаете, мы одни? У меня на палубе двое с винтовками. Они просто ленятся делать грязную работу. Как только вы выйдете на палубу — они прикончат и меня, и вас.

— Может, вы уже скажите, куда вы нас везёте?

— Утопия, — мрачно ответил китаец. — Республика Утопия. Всё. Ты слишком медленно ешь. Пора ложиться обратно.

Я понял — или сейчас, или никогда. Разглядев конец верёвки, я напрягся, выставил руку вперёд, вроде как потягиваясь, и представил, что дёргаю за конец цепочки.

— А-ааа! — заорал я в следующий миг.

Руку, шею и голову пронзила дикая боль — примерно такое бывает при сильном защемлении нерва или травмах позвоночника, которые у меня случались в прошлых жизнях. Я замотал головой, едва не опрокинув недоеденную рыбу, мышцы свело спазмом, и я еле сдержал драгоценную пищу в желудке.

— Что с тобой? У нас врача нет, — неожиданно спокойно спросил Ляо. — Вздумаешь заболеть — дешевле выбросить за борт.

Признаться, я сам не понял, что произошло. Это явно была защита цепочки на взаимодействие с ней. Чтобы скрыть случившееся, я прошипел по-русски.

— Острое… рыба…

И схватился за горло, а затем сымитировал кашель. Китаец обернулся к курящему в дверях сыну, сказал на родном языке:

— Ты что такое наготовил? Парня чуть не скрутило. Товар испортишь, и тогда…

Он сам осёкся, видимо, вспомнив, что я его понимаю.

Товар. Мы — рабы, живой товар. Не заложники, не ценные пленные, а рабы, или, того хуже — доноры органов. Я решил пока не говорить об этом Самире, зато вспомнил о ней.

— Ляо, будь другом, не надевай на неё мешок после еды.

— Ладно, — хмыкнул Ляо, сунул мне фляжку воды и поднял Самиру.

Некоторое время она продышалась, разглядела кабинет, размяла освобождённую руку.

— Merci, — сказала она и продолжила на французском, обернувшись ко мне. — Je ferai le portrait d’une Française pour que ce soit plus facile à dire (Я решила изобразить француженку, чтобы нас не поняли). Avez-vous pu trouver quelque chose (Удалось что-то выведать)?

— Peu. Ils sont emmenés en Utopie. Ce n’est qu’un artiste, je l’ai persuadé d’organiser une émeute, mais il a très peur des propriétaires. J’ai également demandé de vous laisser sans sac. (Немного. Везут в Утопию. Он всего лишь исполнитель, я уговаривал устроить бунт, но он очень боится хозяев. Ещё я попросил оставить тебя без мешка.)

— Merci! On peut parler! (Спасибо, мы сможем говорить!)

— Вы же вроде бы русские, почему она разговаривает по-французски? — нахмурился Ляо. — Скрываете что-то? Учтите, будете секретничать — перестану кормить!

— А долго ещё плыть, дедушка Ляо? — осведомился я.

— К завтрашнему обеду причалим, — нехотя ответил он. — Руку давай!

Решил не сопротивляться, да и руки на этот раз связали неплотно. То ли потому, что поняли, что я не собираюсь нападать, то ли потому, что цепочка действовала и так. Только погас свет и захлопнулась дверь, Самира зашептала.

— Эльдарчик, спасибо тебе большое, спасибо, я не знаю, что бы делала без тебя…

— Перестань. Всё нормально.

— Что, что ещё он сказал?

Я коротко пересказал всё, что удалось выведать, а заодно про свою попытку развязать цепочку.

— Значит, кричать бесполезно?

— Ага, — кивнул я. — Цепочка всё блокирует.

— Спасибо! Спасибо, что хоть попытался. Обнять бы тебя…

— Да, это было бы полезно. Снимает стресс. Слушай, где ты так хорошо научилась азбуке Морзе?

— Какой азбуке?… А, ты про код Герке! Это в обязательной программе было в одной из школ… не помню, где тогда был папенька, наверное, ещё в Абиссинской Федерации. Ты знаешь… — начала она и вдруг замолкла. — Помнишь, ты…

— Что?

— Да нет, ничего.

— Умеешь же наводить интригу. Чего?

— Потом расскажу. Давай попробуем уснуть?

Больше говорить нам всё равно не дали — вскоре спустился сын капитана с ружьём, скинул портки и завалился спать на третьем матрасе, в метрах трёх от нас, пробормотав:

— Wǎn’ān, — что означало «спокойной ночи».

Вырубился я на удивление быстро — возможно, это было остаточное влияние транквилизатора. Утром после кормёжки, питья и иных процедур Ляо сообщил.

— Всё. Через час причаливаем. Надеваю мешки.

Снова противный, раздражающий привкус ткани во рту. Самира успела сказать:

— Я буду подавать сигналы!

Я замолк. Не надо думать, что я смирился с поражением, всё это время я обдумывал планы побега, просчитывал ситуации. На некоторое время наступила кромешная тьма, после — долгожданный скрип люка. Снова куда-то потащили по лестницам, под утреннее солнце. Дул лёгкий солёный ветер, слышались крики чаек и шум волн.

— Прощайте, — услышал я голос Ляо.

— М-мм! — промычал я в ответ.

Теперь я слышал голоса на совершенно незнакомом наречии, архаичном, явно аборигенном, с щёлкающими согласными. Нас кинули куда-то на что-то, похожее на сани и волокли по песку и кочкам, примерно как мы волокли сутки назад наш драгоценный груз. Шум моря стих, зато других звуков становилось всё больше. Сперва послышались десятки голосов — разных, на разных языках, в том числе и на знакомых, следом к ним прибавился шум вполне привычных мне, человеку из цивилизации, двигателей.

Вокруг явно был какой-то город или посёлок. Наш путь вскоре закончился — нас сгрузили, как мешки с картошкой, под какой-то навес, повозились с цепочками, видимо, привязывая их к крюкам, затем вытащили кляп. И я наконец-то увидел местность.

Пара длинных не то бараков,