Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто же этот «Л. Г.»?
— Лясик, мой теперь уже покойный друг. Сразу после публикации того рассказа с ним произошёл несчастный случай.
— Какой?
— Он якобы оступился и упал в канализационный люк (хотя я сам свидетель того, что люк был намертво приварен). Никто ничего не смог доказать (равно как и всегда).
Наутро Алиса выглядела сонной и растрёпанной, более того — несколько сбитой с толку. Она так и не уснула, всю ночь напролёт читая и перечитывая мистический триллер. Возможно, она являлась натурой донельзя впечатлительной, но внутренний голос твердил, что некоторые вещи просто не могут быть неправдой — слишком искренне и правдоподобно написано.
«Мне нужно кое-что проверить», — говорила про себя Алиса. Её прошиб пот и бил озноб. С трудом она подавила всякое в себе волнение и целый день играла с Фелибом в шахматы, делая вид, что с ней всё в порядке.
— Баба, ну ответь же, — заметно нервничая в отсутствие Фелиба (ушедшего в ближайший магазин за продуктами), волновалась молодая женщина.
— Что-то стряслось? — Фелиб только что вошёл.
— До сих пор не могу дозвониться до своей дальней родственницы! Когда уже погода восстановится?! Чтобы можно было зайти к ней домой.
Фелиб, переобувшись, отнёс маечки с покупками на кухню. После чего вернулся (предварительно и тщательно вымыв руки с мылом), взял табурет и сел напротив Алисы, протянув ей яблоко сорта «превосход» — оказалось, гостья обожала их не меньше хозяина.
— Она сама позвонила вам? На мобильный? Представилась вашей бабушкой? О которой вы ранее не знали.
— В смысле? — Алиса побледнела. — Подождите… Что вы хотите этим сказать?
Но Фелиб уже блуждал среди собственных дум. После он внимательно посмотрел на свою гостью, встал и снова куда-то вышел.
Покурить? Да нет же: Алиса подметила, что хозяин дома не курит — он вообще на редкость порядочный тип; вывеска грубияна, нутро романтика. За всё время ни разу не позволил себе лишнего ни в чём.
Долго ждать не пришлось: он на пороге и протягивает Алисе её вещи, словно выпроваживая наружу.
— Вам пора, — бросил Фелиб, — не медлите.
— Хороший хозяин в такую погоду собаку не выгонит на улицу, а вы… Я ведь не навязывалась, не напрашивалась… Я…
— Ладно, — смягчился Фелиб, — это я что-то… Можете находиться здесь столько, сколько вам будет угодно; вы меня совершенно не стесняете. Просто у меня изредка возникают нехорошие предчувствия; ещё реже они сбываются.
Непостоянная, изменчивая погода наконец-то улучшилась и успокоилась.
Алиса решила, что ей пора. Сначала она зайдёт к своей бабушке (ещё бы знать её точный адрес), потом кое-куда ещё (развеять некоторые сомнения и подозрения), а затем — «голосовать» к таксистам, чтобы увезли прочь из этого убогого места.
Фелиб оказался прав: никакой «бабушки» в этом селении у Алисы не имелось — она опросила половину двора, но никто ничего вразумительного ей не сказал.
«Нет здесь людей с подобной фамилией, и не было никогда; и вообще эта изба давным-давно заброшена», только и слышала Алиса от всех, кого спрашивала.
Грубые, неприветливые «женщины», гнилые, полупьяные «мужчины», раздевающие взглядом; «дети», которые ведут себя хуже зверья — кажется, начитанный ботаник Фелиб тут последний из могикан; единственный, кто не спился и не сошёл с ума в этом дурдоме, в этом СБОРИЩЕ СПЛЕТНИКОВ И ЗАВИСТНИКОВ; низких, подлых, мерзких людишек, живущих только одним днём, падающих в самое глубокое дно и тянущих за собой остальных. Ах, они добры и милы, гостеприимны и заботливы, бескорыстны и сердобольны лишь с виду, а на самом деле это Иннсмут-29, с вырождающимся как вид поколением, недостойным зваться Homo Sapiens10, но обречённым бесконечно деградировать, влача жалкое существование паразита-потребителя. Увы, эти конченые, пропащие изверги могут лишь портить и ломать, а созидать что-то полезное — обделил Господь.
— Конечно, слышим голоса, — набатом колокола по ушам звучали речи, — и люди пропадают тоже. Оттого и свет не выключаем, скучиваемся и сидим, празднуем даже тогда, когда праздновать уже нечего. И с фабрики воняет, но мы уже привыкли. Много чего было, да, но многое и выдумывают — в каком селе не без этого?
Но Алиса, начитавшись «Аномалии № 26», уже чётко для себя решила: она посетит этот чёртов музей! Она докопается до сути, до правды, до истины. У неё сестра журналистка; уж она-то поднимет все архивы, разгадает все тайны и секреты этой странной деревеньки, выведет на чистую воду всех причастных.
Купив билет и присоединившись к компании зевак, перед которой распинался гид, Алиса выяснила, что в 1938 году на этом самом месте был построен Акмолинский лагерь жён изменников родины11. В эти самые степи ссылали (в том числе по кляузе, ложному доносу) невиновных женщин вместе с их детьми. Их насильно депортировали, репрессировали сюда и вселили в бараки. Их заставляли работать очень много часов в день. Они высаживали тополя, малину, яблони. Их насиловали и избивали. И продолжалось всё это изуверское безумие аж до 1953 года — к счастью для тех несчастных, смертным оказался даже Сталин. Тогда всех этих жертв реабилитировали. Их оправдали, но поезд, как говориться, уже ушёл. Судьбы сломаны, увы. Некоторые их потомки разъехались кто куда, но остались и те из них, кто живёт именно здесь. Многое замалчивалось, многое засекречено до сих пор. Село действительно стоит на костях — бывали случаи, когда находили скелеты с бирками на истлевшей одежде. Некоторым людям действительно мерещатся чьи-то голоса — где-то на крыше или в другом месте. Кто-то слышит чьи-то шаги (уверенный в том, что никого рядом нет), но глупо выдвигать гипотезу о некоем всеобщем помешательстве. Почему де-юре количество населения равняется одной цифре, а де-факто — совсем другой? Кто все эти мёртвые души? И для чего здесь стоит воинская часть ракетных войск, если это не стратегический пункт? Почему служители культа (неважно, чьего вероисповедания) беспомощно разводят руками? Почему на некоторых картах указываются все близлежащие сёла, а именно этого будто бы нет?