проигнорировав жест, сунул сигарету себе в рот, прикурил и громко в небо произнес:

– Хочу прямо сейчас оказаться в Брянске! – ничего не произошло. Антон затянулся еще несколько раз, и на этот раз прокричал: – Хочу прямо сейчас оказаться в Брянске!

– Чудной какой-то! – усмехнулся старик. – Может, я попробую?

– На! – ответил Мерзляев и протянул другую сигарету.

– Тут киевка недалеко, – сказал старик, смакую свою первую затяжку. – В смысле Киевское шоссе. 19 километров по трассе. Там любая фура тебя подберет. Доедешь до Белых Берегов, а там и Брянск рукой подать.

–19 километров говоришь? Это часа четыре пешком. А побыстрее ничего нет?

–Есть! Я до Коломенки еду. Хутор тут, по прямой по полю шесть километров есть. А там до киевки через лесок минут сорок пешочком. Только там зверь дикий: лоси да кабаны.

– Да пусть хоть волки будут, – ответил Антон, запрыгивая в кузов мотоблока. – Поехали.

Мотоблок завелся и, не торопясь, двинулся по кочкам бездорожья, лениво переваливаясь с боку на бок. Мерзляев вновь достал пачку с сигаретами, которых оставалось там несколько штук, и начал изучать надписи на ней. Внизу титульной картинки с Петром прямо под центральным предупреждением была мелкая строчка со звездочкой, прочесть которую, не щурясь, было невозможно, что Антон и сделал. Надпись гласила:

«Внимание! Сигареты исполняют только желания ненаправленные на самого курящего. То есть, можно пожелать что-то другим, но не себе».

В этот момент зазвонил телефон Антона

– Пап, это Ира, – прозвучал в трубке голос девушки. – Мы уезжаем завтра с мамой в Москву с дядей Андреем. Мама просила не говорить тебе, но я не смогла не позвонить. Прости нас, пожалуйста. А еще какой-то дядя звонил, сказал, что на работу в понедельник ты можешь не вых….

Голос оборвался. Мерзляев взглянул на экран – сигнал пропал полностью. Он встал ногами на кузов и поднял аппарат повыше. Но на очередной кочке мотоблок дернулся, и Антон с телефоном грохнулся в огромную грязную лужу.

– Твою мать! – выругался Антон.

– Сигареты спасай! – крикнул старик. – Мы почти приехали в Коломенку, а тебе еще до киевки пешком шагать!

Мерзляев послушно достал сигареты из кармана, бросил их на сухую траву и начал отряхиваться.

– Вон, видишь, тропинка? – спросил старик. – Туда тебе. И палку найди посерьезнее. Тебе еще с волками общаться! – он сквозь хрип засмеялся. – И осторожнее с сигаретами. Кури лучше молча!

Антон посмотрел на тропинку. Впереди синел хвойный брянский лес, со всеми его легендами и сказаниями. Мерзляев обернулся поблагодарить старика, но того уже и след простыл. Где-то издали лишь раздавался рев мотоблока. Антон поднял пачку и побрел в лес. По дороге оторвал от ели дрын с шипами, запомнил нахождение вечернего солнца и уверенно двинулся вперед.

Через полчаса Антон услышал первый вой и ускорился, оборачиваясь. Еще через пятнадцать минут он уже убегал от стаи волков. Спотыкаясь и громко матерясь, он рвал ноги о валежник. Запах свежей крови еще сильнее привлекал стаю, которая уверенно его загоняла в свою ловушку. Споткнувшись об очередное бревно, Антон покатился вниз по склону, где врезался в ствол старой поваленной ели, почувствовав дикую боль от колотых ран сразу по всему телу. Волки собрались вокруг в нетерпеливом ожидании смерти главного героя.

Мерзляев смотрел на них с диким ужасом в глазах. Он кричал на волков, рычал и отмахивался, как мог. Умирать так не хотелось, а хотелось домой, в тепло к жене и дочери. От этой мысли он заплакал. Рука рефлекторно потянулась за сигаретами, которые как оказалось почти все промокли и развалились. Сухими остались только две штуки. Антон взглянул на Петра III и прошептал.

–Не хочу я сдохнуть так же бесславно, как ты. – Он закурил, правда, не с первого раза. – Значит, желания не для себя надо загадывать. – Он поднял голову к небу и прокричал: – Пусть волки, голодные, не получившие сегодня добычи, медленно идут к людям.

В этот момент вожак стаи взглянул направо, взвыл и пошел в том направлении. За ним отправилась стая. За стаей заковылял Антон. Когда стемнело, волки, наконец, остановились перед огородом. Чуть подальше виднелся старый дом, в котором мерцал свет от свечи.

Антон обогнул стаю, с трудом перелез через высокий штакетник изгороди и упал на клубнику. Попытался подняться, но почувствовал, как силы его покидают. С мыслью о том, что штакетник волки не преодолеют, он потерял сознание.

Очнулся он в доме. Рядом сидела старенькая бабушка с алюминиевой кружкой, наполненной молоком.

– Бог тебя послал ко мне, – причитала старушка. – Молочка козьего попей. Раны я тебе все подорожником зализала. До первой луны поправишься.

– Где я? – спросил Антон, отхлебывая теплого молока.

– А Бог его знает! – ответила старушка. – Нашла тебя под забором. Волки штакетник грызли, рычали. Но я огоньком их пальнула и принесла тебя волоком сюда.

– В смысле, что это за место? Название у деревни есть?

– А Бог ее знает. Батя говорил как-то, но я уже забыла напрочь. Родилась я здесь. Мамка померла сразу при родах. А батю волки загрызли, когда мне лет пятнадцать было. С тех пор совсем одна. Три козочки у меня тут, кур с десяток, огород. Вот только старая я совсем стала. И сил нет, и вижу плохо. Помощника у Бога просила. Вот и прислал тебя.

– Прости, бабка, домой мне надо. Киевка тут далеко?

– Киевка? Деревня, что ли какая? Ты тут и сто шагов за забор не пройдешь. Погоди хотя бы недельку, пока у них гон. Потом уйдут.

Антон достал пачку Петра III и вытащил последнюю сигарету. Начал постукивать фильтром о костяшку пальца в раздумьях. Придумать последнее желание, например чтоб вертолет МЧС прилетел и сел прямо в огороде, или помочь бабке, которая спасла его от страшной смерти.

– Ладно, бабка. Меня точно никто не ждет в ближайшее время. Говори, что делать? Крыша смотрю худая вся.

– Да погоди ты с крышей, – ответила бабка. – Слаб совсем еще. Да раны кровить начнут. Помрешь мне тут и поминай, как звали. Отдыхай пока.

– Давай, хоть штакетник починю.

Прошла неделя. Антон починил забор, где-то поставил новый, залатал крышу, а дел у бабки не заканчивалось. Впереди был новый сарай для скотины, погреб для овощей, дорожки по саду и огороду, замена полов в доме и так далее. Мерзляев воткнул топор в пень, присел рядом, в сотый раз достал сигарету и долго на нее смотрел. Затем воткну ее в зубы, поджог.

– Пусть меня забудут все из прошлой жизни! – и сделал самую глубокую и самую последнюю затяжку в своей жизни.