Родина по достоинству оценила успешную работу «рыцаря плаща и кинжала» по созданию агентурной сети в Британской Ост-Индии (на Цейлоне, в Карачи, Бомбее и Хайдарабаде) и вербовку высокопоставленного чиновника английской колониальной администрации в Дели.

По особому соизволению государя коллежский советник Ардашев получил из рук Николая Александровича золотой перстень с вензельным изображением «Высочайшего имени Его Императорского Величества», орден Владимира IV степени с бантом, а также единовременную денежную выплату в сто тысяч рублей.

Будучи человеком деятельным и умным, Клим Пантелеевич пришел к глубокомысленному заключению, что на сей момент закончилась только первая фаза его жизни, а новая может стать не менее интересной и захватывающей. Надо только принять правильные решения.

Во-первых, следовало самостоятельно разработать методику лечения поврежденных суставов и начать их тренировку. Здесь могла пригодиться лечебная гимнастика индийских йогов, освоенная как раз перед тем злосчастным ранением.

Во-вторых, оставались так и не оконченные два курса Петербургского университета, где юный и полный энергии студент постигал основы юридических наук, пока не увлекся персидским и турецким языками. Внезапный интерес к Востоку и заставил бросить юридическое поприще, перейдя на факультет востоковедения, который он успешно окончил. Вот тогда-то и пригласили молодого выпускника на неведомую ему работу в недавно организованный специальный отдел при внешнеполитическом ведомстве Российской империи.

Почти военная дисциплина, новые предметы под номерами и без названий, дополнительные иностранные языки, необычные занятия по развитию специальных навыков, изнуряющие физические нагрузки. Но вскоре пришла пора бесконечных заграничных командировок и поручений, одно сложнее другого. Так пролетели годы.

Что ж, теперь предстояло вернуться к давно забытым дисциплинам по юриспруденции. Было необходимо сдать экзамены экстерном и, минуя обязательный пятилетний срок помощника адвоката, получить разрешение на практику присяжного поверенного окружного суда.

Ну а в-третьих, стоило решить, где пройдет эта вторая часть его жизни. Ответ напрашивался сам собой: в тихом и солнечном, раскинувшемся в окружении бескрайних степей городе. Там, где прошли его детство и юность.

– И с какой-то стати мы должны ехать из столицы в этот маленький и захолустный городок? – обиженным тоном спрашивала Клима Пантелеевича жена. – Ну не хочешь жить в Петербурге, есть Москва или, на худой конец, Нижний… Ну почему обязательно в Ставрополь? – непонимающими и от того широко раскрытыми от удивления глазами смотрела на мужа Вероника Альбертовна и ждала ответа.

Ардашев сидел в любимом кожаном кресле и молчал. Он опустил взгляд, видимо пытаясь самостоятельно разобраться в принятом решении, но найдя правильные слова, сразу как-то посветлел и, улыбнувшись, произнес:

– Я там родился.

…Со времени того памятного разговора прошел год. Революционные настроения стали понемногу угасать не только в Москве, но и в провинции. Март 1907 года уже дышал спокойствием. О прошлогодних демонстрациях в Ставрополе стали забывать, и только вырванные из тела мостовых булыжники напоминали о минувших беспорядках.

Весна в этом году пришла рано и до краев наполнила скверы и сады свежестью южных заморских ароматов. Сирень цвела привычными фиолетовыми гроздьями, а ее душистый и дурманящий запах гулял по бульварам и улицам в обнимку с молодым и неокрепшим ветром, волновавшим верхушки кокетливых берез. Земля, остывшая за долгую и суровую зиму, жадно впитывала тепло, опасаясь вполне вероятного в эту пору возврата холодов. Безмятежную картину спокойствия патриархального города дополняли сладко спавшие на ржавых железных крышах дворовые коты. Утомленные ночными похождениями, они с высокомерным безразличием взирали сверху на скрежет злого и беспощадного врага – вязанную толстыми прутьями дворницкую метлу.

А на городском железнодорожном вокзале, снаружи напоминающем архитектуру средневековой крепости, всегда царила суета. И хотя расписание поездов было известно всем, служащие станции в последний момент что-нибудь обязательно забывали сделать. И так изо дня в день. Что поделаешь – Россия.

В окружении услужливых проводников и носильщиков на перрон вышла немолодая пара. Супружеская чета невольно обращала на себя внимание строгими и несколько утонченными манерами. Мужчина среднего роста, с правильными чертами лица и располагающей улыбкой, лет сорока, с едва заметной проседью, в строгом темном сюртуке, слега опирался на круглую ручку трости. Под руку его держала миловидная женщина лет тридцати пяти в широкой шляпе с вуалеткой. Самый прыткий извозчик из числа столичных, выхватив чемодан из рук проводника, со словами: «Пожалуйте, господа, в мою карету», – первым устремился к проходу, рассекая людскую толпу.

– А скажи-ка, любезнейший, какая гостиница здесь лучшая? – усаживаясь в фаэтон рядом с дамой, поинтересовался господин в черном котелке.

– «Варшава», что на Казанской площади. Дороже ее нету, ваше благородие, – определил статус клиента опытный возница. – Там на завтрак даже пианина играет, а вечером – завсегда оркестр.

– Ну, раз так, тогда конечно. Трогай в «Варшаву», – весело подмигнув спутнице, распорядился хозяин багажа.

На третий день пребывания в Ставрополе семья Ардашевых подписала купчую на новый дом. Построенный в стиле модерн особняк северным фасадом выходил на Николаевский проспект. По соседству располагалась арка Тифлисских ворот – начало главного городского бульвара.

Архитектурные изыски отличались смелостью решений. Входная дверь имела форму громадной замочной скважины. Прямоугольные окна с частыми переплетами визуально расширяли внутреннее пространство гостиной. Карниз, венчающий здание, придавал всему сооружению вид строгой роскоши.

Прошел месяц, и отделанный дубом кабинет принял первого посетителя. А совсем скоро их количество возросло настолько, что присяжному поверенному приходилось отказывать некоторым, не особенно приятным в общении, клиентам.

Жизнь постепенно входила в привычное русло, и незаметно пронеслись два месяца жаркого и ароматного, пахнущего степными травами лета. Дни были теплые, как и должно быть в августе, но ближе к полуночи ясно чувствовалось дуновение слабого, но уже настойчивого прохладного северного ветерка. Еще немного, и начнут отмирать по одному успевшие привыкнуть друг к другу листья. Наверное, именно об этом они скорбно шептались между собой вечерами, тихо шурша в кронах старых кряжистых кленов, раскидистых вязов и стройных лип.

Проснувшись, как обычно, в половине восьмого и закончив приятную процедуру неспешного бритья, Клим Пантелеевич, в ослепительно-белой сорочке с массивными золотыми запонками и в костюме из темно-синего английского сукна, прошел в гостиную.

Самовар уже внесли. Нарезанная аккуратными ломтиками розовая ветчина благоухала свежестью, а принесенный из погреба осетинский сыр успел покрыться легкими, прозрачными каплями влаги. Супруга накрывала на стол. За восемнадцать лет совместной жизни Вероника Альбертовна сильно не изменилась: несколько пополнела, но сохранила обаяние юной доверчивой девчонки.