Она была самой обычной девушкой, с совершенно заурядной внешностью. Ничем — абсолютно ничем — не отличалась она от других послушниц. Все они носили черные одеяния и белые апостольники. Так отчего же Голос избрал именно ее, Марту?

Между ними должна существовать какая-то связь! Девушка непрестанно думала об этом — и иного разумного объяснения случившемуся не находила. Видимо, когда-то в прошлом они знали друг друга.

Сначала, три года назад, Марта думала, что к ней возвращается память. Тогда ее Голос еще не был Голосом. Она видела картины, какие-то смутные образы, которые ничего ей не говорили. Она уже не могла припомнить, когда же эти картины и видения стали обретать форму слов и жизнь ей начал отравлять Голос. Девушка пыталась подавить его, но не в состоянии была жить в вечном напряжении. Вчера вечером она впервые попыталась установить с Голосом непосредственную связь, но никогда больше не решилась бы повторить этот опыт. Это было слишком опасно.

И слишком странно! История эта была столь удивительной, что в нее просто невозможно было поверить!

Может быть, Голос был лишь плодом ее воображения. Может быть, ее мозг был поврежден куда сильнее, чем ей казалось. Может быть, она так и не оправилась после того страшного несчастья и теперь медленно сходила с ума. Может быть, ее — для ее же блага — надо упрятать в сумасшедший дом.

Он не был прирожденным убийцей; однако, убив однажды, мог совершать это снова и снова. На самом деле он непременно должен был сделать это опять! Его сознание было вполне подготовлено к этому.

По телу Марты пробежала дрожь. Девушке стало жутко. Нет, даже ее воображение не могло быть столь буйным. Подумав так, она торопливо вышла из своей кельи.

Мать-настоятельница прервала беседу с отцом Хоуи и ободряюще улыбнулась сестре Марте, когда та вошла к ней в комнату. Девушка была молода, однако благодаря своим спокойным, сдержанным манерам казалась старше своих лет.

— Марта! — воскликнула мать-настоятельница и жестом предложила ей сесть.

Марта прошла через всю комнату и опустилась на стул, на который указала ей пожилая женщина.

Девушка сидела спокойно, ее руки свободно лежали на коленях, а чистый взгляд серых глаз был устремлен на отца Хоуи.

Это был низенький человечек с длинным худым лицом и живыми голубыми глазами под черными густыми бровями; в глазах этих всегда горел яркий огонек. Задолго до того, как стать священником, отец Хоуи был врачом и не переставал внимательно наблюдать за Мартой с той самой минуты, как впервые был допущен к девушке в лазарет. Мать-настоятельница была вылитой копией маленького священника, только в женском обличье; она была несколькими годами моложе отца Хоуи, но всякий, кто видел их вместе, сразу же понимал, что эти люди связаны кровными узами. Марта знала, что священник и мать-настоятельница — брат и сестра.

Отец Хоуи поздоровался с Мартой. Ее ответное приветствие было более сдержанным, однако на лице у нее заиграла искренняя улыбка. Отец Хоуи расценил эту улыбку как знак величайшей симпатии. Марта улыбалась очень редко.

Когда мать-настоятельница принялась разливать чай, священник заговорил о каких-то пустяках, чтобы Марта почувствовала себя более непринужденно; однако в то же время он внимательно изучал эту странную девушку.

Всякий раз, взглянув на нее, решил бы, что перед ним — живое воплощение идеальной монахини. Причесана волосок к волоску — так, что из-под плотного чепца послушницы не выбивается ни одной пряди. На одеянии — пусть старом и поношенном — ни единого пятнышка, ни единой складки. Мягкая. Уравновешенная. Собранная. Именно такое впечатление производила на людей Марта, но впечатление это было обманчивым. Ни один человек, переживший то, что выпало на долю этой молодой женщины, не смог бы остаться спокойным и безмятежным.

Преподобный отец видел ее в лазарете, когда, только что очнувшись, бедняжка в испуге пыталась понять, кто она такая. Тогда отец Хоуи часто навещал ее и изумлялся тому, как быстро приспосабливается она к своей новой жизни; однако к изумлению священника примешивалась изрядная доля скепсиса. Отец Хоуи скоро догадался: Марта столь легко свыклась с монастырским укладом только потому, что панически боялась внешнего мира. Священнику и матери-настоятельнице удалось успокоить страхи девушки, заверив ее, что она может оставаться в монастыре столько, сколько пожелает. Орден сестер Девы Марии требовал от монахинь не столько постов и молитв, сколько помощи бедным людям; а потому дел здесь всегда было невпроворот, и рабочих рук вечно не хватало.

И Марта уже три года пребывала в монастыре — сначала как помощница, еще не удалившаяся от мира, а потом как послушница, готовящаяся к вступлению в орден. Самым ее заветным желанием было, как понял отец Хоуи, постричься в монахини. Именно об этом мечтала она со вчерашнего вечера. Но теперь…

Священник склонился над чашкой и принялся сосредоточенно размешивать в чае сахар. Оторвавшись наконец от этого увлекательного занятия, отец Хоуи поднял глаза и произнес:

— Преподобная матушка сказала мне, что к тебе начинает возвращаться память, Марта.

В душе Марта попросила у Господа прощения за всю ту полуправду, которую собиралась сказать сейчас маленькому священнику. А потом промолвила, потупясь:

— По-видимому, это так, отец мой. Но я не рискнула бы утверждать, что ко мне действительно возвращается память. Передо мною проносятся какие-то картины и обрывки впечатлений; некоторые из них — очень живые и яркие, другие же — смутные, туманные…

Мать-настоятельница ободряюще улыбнулась девушке и ласково проговорила:

— Расскажи отцу Хоуи все, что ты поведала мне после вечерни, Марта.

Марта согласно кивнула:

— Некоторые из этих картин вставали передо мной и раньше, однако я не представляла, что они означают. Вчера, во время вечерни, я поняла, что они как-то связаны с моим прошлым. У меня возникло ощущение, что они мне знакомы.

Говоря это, она думала о Голосе.

— Продолжай, — мягко попросил священник.

Она глубоко вздохнула и мысленно вернулась к самому началу, к тому моменту, когда Голос еще не начал вселять в нее ужас. И принялась рассказывать священнику о том, какие образы предстали ее внутреннему взору. Она видела деревню, а за ней большой замок. Между деревней и замком лежало поместье с прекрасным домом, и над поместьем парил в небе ястреб. А еще там был фруктовый сад и ручей, и зеленые холмы, на которых паслись овцы.

Но было также кое-что, о чем говорить она не посмела: это были впечатления из прошлого, смутные ощущения, погребенные на дне ее души, которые она за долгие часы бессонной ночи заставила подняться из глубин ее сознания. Она не отдавала себе отчета в том, что во время разговора со священником выражение ее лица изменилось — стало более живым, а в голосе зазвучало отчаяние. Она говорила долго, изредка останавливаясь, излагая при этом тщательно обдуманный рассказ о том, что ей пришлось испытать. Закончив, она опять вздохнула, откинулась на спинку стула и с тревогой взглянула на отца Хоуи.