— Паш, ну серьезно, ну извини…

— Вы просто достали. «Наташа, Наташа». Мне и без вас тошно.

Ну а дальше, конечно, стало совсем неинтересно. Да и времени — пятый час. Паша засобирался домой, спать, и напрасно друзья призывали его остаться, чтобы вместе пойти к Даниле на заветные койко-места.

И шагал он один по яркому, извергающему салюты-салаты, пьяному, но уже мрачно впадающему в похмелье городу.

— Волгоград! Первая линия — Волгоград!

Никто не кинулся. Волгограда вообще не наблюдалось. Разнокалиберные сумки, утянутые синими пакетами и скотчем до бесформенных тюков, катались на ленте транспортера уже по третьему кругу. Напрасно Павел с Наташей, да и все, кто прилетел, ловили их за бумажные хвосты, чтобы сличить номера с корешками багажных бирок. А вот теперь объявили: это, оказывается, Волгоград. И все покорно отошли от ленты. А где же — их? И никаких ведь волгоградцев в пустом приземистом зале, похожем на цех по сборке синей целлофановой байды…

Это было за два месяца до мрачного Нового года — в начале октября 2006-го. Наташа ехала в посольство, уже в который раз. Бумажки разноцветные, справки; выпрямившиеся от скуки кудри факсов с готовым выцвести напрочь текстом… Как она не уставала. А в этот раз запросто и, может, для проформы спросила:

— А хочешь со мной?

— В Америку?

Посмеялась…

Конечно же в Москву, и только в Москву. Два дня. А что?.. И Паша внезапно согласился. Не то чтобы он очень хотел. Даже так: не то чтобы это хоть что-то могло изменить. Через месяц она будет на другой стороне Земли, где-то под его подошвами, мантиями-ядрами, и что там есть в планете; надолго? На год? На пять? На десять? И не разубедить… И надо ли разубеждать… И промолчать нельзя, и, господи, как больно отпускать самому, и уж точно не решит ничего пара лишних московских дней вдвоем. Дней утомительных, с переездами-переходами, с ночевкой у дальних приятелей на дальней станции… Но что-то же он должен сделать!

— Сделай ей предложение. Серьезно, предложи пожениться, — спокойно выдал накануне Данила, всегда невозмутимый, низенький и нелепо длинноволосый любитель ролевых игр. Данила-Мастер. Так его почему-то звала вся эта шушера.

— Да не, ну ты что, — отмахнулся Паша. И полетел в Москву.

И теперь в Шереметьевском совсем не дворце они битых полчаса ожидали багаж. Отдельные лампы на потолке, испорченные, мигали, как будто кто-то снимал без остановки место преступления. Весь рейс разбрелся: кто сел на корточки, а кто неврастенически таскался, мозоля и мозоля взгляд. На одном из спящих транспортеров, как птенцы-переростки на жердочке, сидели высоченные парни с приметными коленями, с десяток человек, все в олимпийках. Это московская волейбольная команда возвращалась с соревнований.

Они очень страдали в «Тушке». Пересаживались, слонялись. Уморительно упрашивали стюардессу пустить их в бизнес-класс, полупустующий, а она, уморительно же, очень вежливо отнекивалась. Беда волейболистов заключалась в том, что сиденья им, двухметровым, были не по калибру, а места у прохода взять не успели — поздно приехали в аэропорт.

— Если лететь далеко, то нам берут билеты на «аэробусы», там места больше, — пояснил Наташе с Пашей громадный обаятельный блондин. — Ну а если меньше двух часов, то разрешается на Ту-154. Ну а от вас как раз час пятьдесят лететь…

Блондин очень профессионально поел. Знаете ли, вся эта куча коробок, пластмассовые ножички и масло, с этим нужно наловчиться.

Он поменялся с кем-то, кто сидел у прохода, втиснулся: «Не возражаете?» Конечно, нет. Полет был если и не жутковатым, то удручающим точно. Из-за часовых поясов получалось, что улетали и прилетали в один и тот же час, да не лайнер — машина времени, будто бы висящая на месте. Относительно солнца ведь, по крайней мере, точно? Улетали затемно и прилетали затемно, и было в этой предутренней мгле тревожно, большую часть времени без света, с путеводной звездой «No smoking». А тут и разговорчивый сосед. «Чего с таким бояться», — усмехнулся про себя Павел, буквально-таки втиснутый в сильное мужское плечо.

Волейболист то поспать пытался, то стоял, как слон, нависая над всеми. Шнурки, небритость, ногти как иконы.

— Я ведь вообще из Молдавии. Меня оттуда выкупил клуб, получается. (Ой, бляха-муха, с каким скандалом все это шло, вы бы знали.) Ну, там родители, братья… Друзья… Иногда езжу, если отпуск… Редко получается, конечно.

— А тебе вообще хотелось уезжать? — спросил Паша, мучимый своими мыслями, после короткой паузы. Сосед, не без труда повернувшись, посмотрел на него с недоумением. Он, кажется, не очень понял вопрос.

— Нет, ну мне клуб дал квартиру… Нормально… Сейчас я «Лексус» взял, в кредит, правда…

Птенцы-мутанты попрыгали с жердочки, с транспортера, который вдруг дернулся, и потекли по нему долгожданные сумки-чемоданы, промороженные в стратосфере до самых до глубин.

К несчастью, Наташа на каком-то форуме прочла, что когда-то, зачем-то и для кого-то от Шереметьева ходит автобус в американское посольство. Никаких не то что официальных, а даже и внятных подтверждений найти не удалось, но Натка, несмотря на затянувшиеся семь утра, пребывала в худшем из состояний активности. Снаружи, за громадными стеклами, мокли ряды «газелей» с табличками «до метро», но для Наташи это был не аргумент. Оставив Павла с вещами, она помчалась в поисках мифического автобуса по хмурому похмельному аэровокзалу, где зевали буфетчицы и брились люди в туалетах — совсем как в советском кино.

Офонаревший от недосыпа Павел побрел с тяжелой сумкой, чтобы хоть куда-то побрести, и стал таращиться в уголке в лист с объявлением, чтобы хоть куда-то таращиться.

— Тбилиси? — сунулся к нему прыщеватый тип.

— Что?

— Ты в Тбилиси, говорю? Можем помочь. Пошли, там набирается чартер на Баку, оттуда тоже переправим… Осталось всего несколько мест…

— Извините, вам что надо?

— …А если тбилисский билет на руках, то помогу сейчас сдать без очереди.

— Псих, что ли, — пробурчал Паша, взваливая на плечо сумку, умотанную в целлофан и весившую как труп Лоры Палмер.

…Они с Наташей ехали в Москву — в плотненько усаженной «газели» все-таки, тащились в химкинских пробках; небо синело и сырело, а они спали щека к щеке, крепко, как дети.

На то, чтобы пристроить вещи и Наташу пристроить в посольство, ушло часа три; и Павел нырнул в метро с внезапной свободой, не зная, куда и податься во всю эту пропасть времени. Ему уже случалось бездельничать в Москве, меряя часы и километры по арочным переулкам. Путь неизменно начинался из центра, от нарочито медного Пушкина, перед которым и теперь, в октябрьскую хлябь, скейтеры наверняка гоняют голубей. Помнится, в какой-то любимой книжке путь по пиратской карте начинался от скелета. «Остров сокровищ»?

В метро Паша стоял у задней двери, смотрел на следующий вагон, похожий на расшатавшийся зуб, и мучительно соображал, нет ли книг и дисков, которые следовало бы купить в столице. Ничего не приходило в голову. Ну что ж, — придется просто думать; и здесь, без дел и встреч, от этого уже не убежать.