К чему? Знал бы он, что я стала ареной борьбы высших сил!

И тут Станислав Альбертович, словно на него какие-то флюиды нашли, спрашивает, верно ли, что я имела отношение к смерти В. С. Я, говорит, читал странную статью в газете, где, как понял, про вас говорилось, деточка, под названием Любовь, подписанная двумя авторами, из которой, однако, понял лишь то, что вы были в момент смерти у него в квартире наедине. Я правильно понял? Действительно, отвечаю, статейка малопонятная, и я сама не очень разобралась, потому как лжебратья Ивановичи напустили, конечно, густого тумана, но, отвечаю, скончался В. С. с большим достоинством. Да, покачал головой, не разобрались сразу, устроили позорное разбирательство. И меня втянули... я когда-нибудь вам расскажу. Вы на меня не сердитесь, деточка? - Ладно, говорю, кто старое помянет... Да, задумался Станислав Альбертович, не каждая женщина может гордиться тем, что у нее на груди умерла целая, в сущности, эпоха... Подождите! - вдруг вскрикнул он. - А ребеночек не от него? - пронзительно посмотрел на меня, как экстрасенс, хотя у меня тоже сильное биополе, я, честное слово, смутилась от его взгляда, но он сам ответил, без моей подсказки: - Впрочем, что я говорю! Он же умер когда? в апреле? А сейчас... Он глянул в окно: шел снег пополам с дождем, и мы отражались. - От такого человека и ребенка родить не грех, - заметил Станислав Альбертович. - А у меня, деточка, какая-то аберрация. Простите. Как будто других мужчин нет! усмехнулась я мертвыми... Ритуля! Ритуля пришла! Ура! С бутылкой шампанского! Пить будем, гулять будем...

Ритуля утверждает, что я ночью кричала. Очень может быть, но я не слышала. Ритуля показала мне в доказательство свою руку со следами ногтей. - Я едва вырвалась! - Это мне, наверное, после шампанского кошмары приснились. А чего я кричала? Просто "а-а-а-а-а-а-!.."

Я люблю Ритулю, но молчу, как рыба об лед. Официальная версия: я скрываюсь от одного мужика. В ней есть слабая доля правды. Самое страшное как раз в том, что я должна зарыть тайну в себе и мне не с кем с ней поделиться, боюсь, что меня объявят сумасшедшей, скрутят, сгноят, сожгут, как ведьму, в крематории. С меня достаточно Мерзлякова. Мерзляков, когда я ему рассказала в самых общих чертах, в ужасе протянул было руку старой дружбы. Он повез меня, на всякий пожарный, в подмосковную церковь, где велел помолиться. Я помолилась, как могла, от всего сердца, выложила перед образами целую кучу жалоб и разревелась, а потом мы поехали в ресторан. В ресторане мы немножко выпили, отошли, и я под воздействием свежего страха предложила Мерзлякову остаться у меня ночевать и тем самым вспомнить нашу забытую шестидневную любовь. Однако Мерзляков смалодушничал и уклонился под предлогом, что заразится черт знает каким мистическим сифилисом. Ну, не свинья ли? Он меня кровно обидел. Я бы выгнала Мерзлякова из дому, но он к тому времени был уже изрядно пьян. Вместо итого мы совсем напились и непроизвольно заснули.

Проверив человеческую реакцию на мою тайну, я поняла, что вообще с ней лучше не выступать. Но носить в себе тоже, надо сказать, громоздко и обременительно... Единственная моя, сообщаю тебе некоторые события, имевшие место. Не исключаю, что случай со мной, хотя и довольно неслыханный, а также возмутительный сам по себе, с точки зрения нарушения сложившегося в мире порядка вещей, не представляет собой чего-то совершенно уникального, об этом предпочитают просто умалчивать, потому что бабы думают: зачем связываться? Я умалчивать не собираюсь, терять мне нечего, хотя бы в интересах науки, потому что наука могла бы дать объяснение, если бы только мне поверили, а не свезли в дурдом. Я же категорически уверена, что с ума не сошла и ведьмой в отличие от Вероники, не являюсь, а Тимофей у нее для прикрытия глаз, а если случилось так, как случилось, то, значит, были причины, о чем напишу дополнительно.

Написать, конечно, я могу, но невольное беспокойство вызывает у меня то, что я не знаю как, то есть к литературе не имею никакого отношения. Было бы куда лучше, если бы мою историю взялся описать, например, Шолохов. Представляю, он бы ее так описал, что у всех бы рты отвалились, но он уже очень старый и, к тому же, говорят, до такой степени спился, что начал распространять о себе, ложные слухи, будто свои гениальные произведения сочинил нe он, а совершенно другой человек. Остальные из живущих писателей не вызывают во мне доверия, потому что пишут скучно и все врут, норовя или приукрасить факты народной жизни, или, наоборот, полностью осквернить, как Солженицын, о котором мне B.C. достоверно рассказывал, что тот в своем лагере был известным доносчиком и дезертиром, недаром потом и сбеленился, в отличие от того же Шолохова, который писал честно и как было и потому заслужил всеобщее уважение и даже имеет собственный самолет. Более интересно и по-человечески пишут иностранные авторы (за исключением, пожалуй, монголов), которые зачастую печатаются на страницах журнала "Иностранная литература", на которую меня раньше регулярно подписывал Виктор Харитоныч, а теперь не подписывает. Они удачнее, чем наши, умеют передать психологию, да и потом про иностранную жизнь читать веселее, потому что про нашу и так все понятно, чего про нее читать, я и в кино-то не хожу на всякую эту чушь, времени жалко, но они тоже иногда чего-нибудь такое завернут и заумь напустят, не поймешь, где конец, где начало, сполошной модернизм, который ослабляет художественную силу, и неясно, зачем публикуют. А так, исходя из своего опыта, должна сказать, что писатели - народ мелкий, как мужчины еще того мельче и, несмотря на импозантную внешность, кожаные пиджаки, вечно какие-то взбудораженные, суетятся и очень быстро кончают. Я никогда и не хотела выйти за кого-либо из них замуж, хотя несколько раз подвертывалась возможность, даже был один директор издательства. Довольно молодой еще человек, по с совершенно испорченной нервной системой, который мечтал всех заново раскулачить. Он особенно мечтал раскулачить певицу Аллу Пугачеву. В своих мечтах он доходил до истерики. Из скромности я выдавала себя за воспитательницу детского сада. Это его пленило. Но он, тем не менее, хотел меня тоже сначала раскулачить, а уж потом жениться. Пришлось с ним расстаться. И многие женились на таких дешевках, что даже обидно.

Но я не только хочу поставить науку в тупик, снабжая ее новыми сведениями. Это меня, признаться, ничуть не волнует. Пора наконец навести порядок в своей судьбе. Однако каяться не собираюсь. Иногда я кажусь себе несчастной и глупой бабой, которую измордовала жизнь в лицe, между прочим, крикливой мордовки Полины Никаноровны, и ничего другого не остается, как пойти удавиться в собственной ванной, где гудит, не смолкая ни на минуту, нечеловеческая выдумка - газоаппарат, а иногда, распустив пушистые полосы, я смотрю на себя и говорю: утри слезы, Иpa! Может быть, ты в самом деле новая Жанна д'Арк? Пусть ты обосралась. Ну и что? Подумаешь! Ты не смогла спасти Россию, но зато не побоялась пойти на смертельный риск ради этой сомнительной затеи! Ну, кто еще из твоих соотечественниц, чья самая большая смелость состоит в том, чтобы в тайне от мужа завести, как говорит моя мама, набегавшая в Москву душиться моими духами, посторонний интерес и жить с ним раз-два в неделю, по дороге с работы домой, прикрываясь погоней за дефицитом, кто из них рисковал так красиво и безнадежно, как ты?!